1234 г. от Р.Х.
6742 г. от С.М, 631-632 (с 26.IX) г.х., год Лошади (31.1.34-20.1.35)

Е К Е М О Н Г О Л У Л У С

ЮАНЬ ШИ. цз.2. Тай-цзун (Угедей) .
Весной, в начальной луне годя цзя-у, 6-го [от установления правления], владетель Цзинь передал престол отпрыску императорского рода Чэнлиню, а потом повесился и [тело его] было сожжено. Город был взят, захватили Чэнлиня и убили его. Сунскпе солдаты взяли останки цзиньского владетеля и с ними вернулись домой. [Империя] Цзинь пала. Той же весной собрались все ваны, пировали и стреляли из луков на реке Орхон.
Летом, в 5-й луне, император находился в местности Талан-дабаху, был большой сбор всех князей и всех подданных, были доведены до всеобщего сведения военные распоряжения, в которых было сказано так: «Все те, кто в случае сбора не прибудут, а останутся в праздности у себя, - будут обезглавлены. [Для] всех входящих или выходящих в ханской ставке - у каждого должен иметься сопровождающий. Мужчины и женщины, располагаются на ночлег группами, образованными из 10 человек, категорически не допускается перемешиваться друг с другом в них. В войске всякому десятку ставится десятник, все слушаются его команд, тот, кто действует самовольно - признается виновным в [воинском] преступлении. В том десятке, где десятник пойдет по делу в ставку, сразу же ставится один из десятка временно замещать [его]. Не допускается одному или двум выходить за пределы десятка, кто преступит эго - того покарают. Все те, кому доведены до сведения [их] обязанности или еще не доведены, да крепко удержат в [своих] ушах: за повторный проступок - битье бамбуковыми палками; за третий проступок - наказание батогами; за четвертый проступок - приговаривают к смерти. Всякого тысячника, который нарушит ранее принятые решения темника, того потом расстрелять стрелами с деревянными наконечниками. Сотник или десятник, в подразделении которого совершено преступление, наказывается наравне с ним [подразделением]. Тот, кто не придерживается этих законов - выгоняется из армии. Отныне и впоследствии, если в войске, пришедшем на сбор, в десятке есть нехватка нескольких человек, то его укомплектовывают, забирая излишки в ближайших подразделениях и направляя в неукомплектованные. Все люди, будь они дома, или находятся в войске, не смеют громко кричать. Все пришедшие на сбор [должны] иметь на службе 50 добрых коней в одном поводу, которых охраняют 5 человек, 3 человека [занимаются их] откормом для пополнения, цилесы, охраняющих [коней]- 3 человека. Кто украдет хоть 1 или 2 коней - тот немедленно приговаривается к смерти. Кони всех людей не должны стреноживаться у цилесы, которые должны держаться близко и все время не давать людям и зверям поживиться [ими]. Признаются виновными все женщины, которые: или притесняют внуков, или носят домашнюю одежду, не соответствующую законам; а также те те, которые завистливые - их провозить верхом на неоседланных коровах по всему их обоку, после чего сразу же взимать [с них] приданое для [отдачи] в новое замужество».
Осенью, в 7-й луне, [Угэдэй назначил] Хутуху-нойона в Чжунчжоу судьей. [Угэдэй] отправил Тагай-гамбу в поход на IlIy. Той же осенью император находился в 8 ли от местности Талан-даба и лично совещался с полководцами о походе на Сун. Гован Чилаун просил [поручить ему] выполнение, поэтому послали его [в этот поход].
Зимой [Угэдэй] охотился в местности To6yxaнь.

СУН ЦЗЫ-ЧЖЭНЬ. Елюй Чу-цай .
Когда государство Цзинь уже погибло и только Циньчжоу (совр. Тяньшуйсянь), Гунчжоу и другие - более двадцати окружных городов - все еще не покорялись в течение ряда лет, его превосходительство доложил императору: “В этих [городах] собрались все наши люди, которые провинились и бежали в государство Цзинь. Они [так] упорно сражаются только потому, что боятся смерти. Если же пообещать им, что [их] не убьют [в случае добровольной сдачи], то не надо будет брать [их] приступом: [они] сами покорятся!”.
Когда был разослан [соответствующий] императорский указ, все [защитники еще не покорившихся городов] открыли ворота и сдались. [Таким образом] вся [территория] Шаньвай (совр. пров. Ганьсу) была покорена в течение одного месяца.
В [году] цзя-у (31.I.1234-20.I.1235) был издан императорский указ о проведении переписи населения [Северного Китая] под руководством сановника Худуху. В начале [существования] государства, [когда] только что начались завоевания, при покорении [населения каким-либо военачальником] оно и отдавалось [тому военачальнику]; все, начиная с отдельной общины и крестьянина, имели [своих] хозяев и не подчинялись друг другу; только теперь [при переписи, они] передавались в ведение округов и уездов. Все придворные чиновники [при переписи] хотели считать, [каждого] тяглого (дин) за [отдельный] двор (ху) [как единицу обложения]. Только его превосходительство считал, что нельзя [принимать такой порядок]. Все говорили [ему]: “Наша династия и абсолютно все государства Западного края считают тяглого за [отдельный] двор. Как можно отказываться от законов великой династии и следовать правлению погибшего государства!”.
Его превосходительство отвечал: “Те, кто владел Северным Китаем начиная с древних времен, никогда не считали тяглого за [отдельный] двор. Если же провести это на самом деле, то [тяглые], может быть, и уплатят подати за какой-нибудь год, а потом тотчас же разбегутся!”.
В конце концов [его величество] последовал предложению его превосходительства. В то время рабы, полученные князьями, сановниками и военачальниками, часто оставлялись в областях и проживали почти на половине Поднебесной. Поэтому его превосходительство в докладе императору предложил при переписи населения записать всех как [обычных] податных крестьян.

РАД. О сражении Тукулку-Чэрби с китайским войском, о его поражении и присылке ему кааном помощи, о прибытии на помощь ему нангясцев, о гибели Алтан-хана и покорении всего Китая .
Спустя некоторое время китайское войско собралось воедино и сразилось с Тукулку-Чэрби. Разбитый и обращенный в бегство, он отступил далеко назад, послал к каану гонца и просил подмоги. Каан сказал: «Со времен Чингиз-хана несколько раз были сражения с китайским войском, и мы их [китайцев] всегда побеждали и захватили большую часть их областей; теперь то, что они разбили наше войско, – доказательство их беды, [они] словно светильник, который вспыхивает весело и ярко перед тем, как погаснуть».
И приказал, чтобы послали войско на помощь Тукулку-Чэрби. Так как между государями Мачина, который монголы называют Нангяс, и государями Китая, которые были родом из Джурджэ, издавна была вражда, то каан послал указ, чтобы те [т.е. джурджэни] подошли с той стороны и оказали помощь, а монгольское войско с этой стороны и вместе осадили бы город Нам-гин. Согласно приказу, прибыло из Нангяса многочисленное войско; а с этой стороны – Тукулку-Чэрби с монгольским войском, и вместе они выступили против китайцев; с обеих сторон построили ряды. Китайцы были разбиты и укрылись в городе Нам-гине. Говорят, что окружность того города сорок фарсангов и [что] он имеет три стены. Монгольские и нангясские войска вместе осадили тот город с обеих берегов реки Кара-мурэн, установили около стен много камнеметов и лестниц, у подножья стен расставили наккабов с таранами и принялись сражаться. Для китайских эмиров и войска стало очевидным, что город возьмут, и они [так] рассудили: «Наш государь слаб сердцем, если мы ему скажем, он умрет от чрезмерного воображения и боязни, и все дело погибнет».
Они утаили [от него положение], а он по их обычаю развлекался во дворцах и замках с женами и наложницами. Когда женам и наложницам стало известно, что город возьмут, они заплакали, Алтан-хан спросил: «По какому поводу».
Они доложили о положении города. Он не поверил, взошел на вал и воочию [в этом] убедился. Поскольку [поражение] было несомненно, то он задумал бежать. Сев с некоторыми [из своих] приближенных и жен на судно, он поплыл по большому каналу, который провели в город из Кара-мурэна и который ведет в другую область, и отправился в другой город. Когда монголам и нангясцам [об этом] стало известно, они послали войска по его следам и осадили тот город. Оттуда он, тоже бежав на корабле, отправился в какой-то другой город. Они также отправились по пятам и осадили тот [город]. Так как путь к бегству [ему] был прегражден, то монгольские и нангясские войска подожгли город. Алтан-хан был уверен в том, что город возьмут; он сказал эмирам и приближенным: «После стольких лет царствования и славы я не хочу умереть с позором, став пленником монголов!».
Он одел своего оруженосца в свое платье, возложил на его голову корону, усадил вместо себя на престол, уединился, повесился. Так и умер. Его похоронили. В некоторых же летописях рассказывается, что он надел рубище, подобно каляндарам, и скрылся. А в китайской летописи рассказывается, что, когда зажгли город, он сгорел. Но ни то, ни другое не верно. Достоверно [лишь] то, что он, повесившись, умер. После этого город взяли за два дня и убили того, кого он посадил [своим] заместителем. Нангясское войско не вошло в город. Монголы узнали, что тот, кого они убили, не Алтан-хан, и потребовали его [самого]. [Китайцы] утверждали, что он сгорел. Монголы не поверили и потребовали его голову. Так как войску нангясцев были известны обстоятельства этого дела, то они хотя и были врагами Алтан-хана, но содействовали отклонению [требования монголов] выкопать [его] из могилы и выдать его голову и вместе с китайцами доказывали, что он сгорел. Для того чтобы установить истинное положение, монголы требовали его голову, а те знали, что если монголам дать голову кого-нибудь другого, они узнают, что это не его [Алтан-хана] голова. В конце концов им дали руку какого-то человека. Из-за этого монголы были обижены на нангясцев; но спорить с ними в то время было трудно. В общем, Тукулку-Чэрби и войско монголов таким способом, как упомянуто, завоевали все китайское государство. Эта победа произошла в морин-ил, год лошади, выпавший на [месяц] джумада 631 г.х. .
В том же году набрали из области Солангэ безмерно [много] таргэутов и кэшиктенов и отправили к его величеству каану; начальником их был некто по имени Онгсу.

ССМ. XII. Царствование Огодая .
§ 273. Вскоре же после того Огодай-хан ниспроверг Алтан-хана и дал ему новую кличку – Сяосы, т. е. половой, прислужник. Набрав золота, серебра, златотканных узорчатых штофов, тканей и товаров, коней и прислуги, поставив всюду разведчиков – алгинчинов и воевод – баскаков-танмачинов, а в столичных городах, Наньгин и Чжунду, поставив даругачинов Огодай-хан благополучно возвратился на родину и поселился в Хара-хоруме.

ЮАНЬ ШИ. цз.121. Субудэй .
[В год] цзя-у Цайчжоу был сокрушен, владетель Цзинь погиб, бросившись в костер. Тогда Бяньлян долго претерпевал от войск [монголов], в течение года был голод, люди поедали друг друга. Субэтай издал приказ, отпускавший его [Бяньляна] население на север, для переправы через [Хуанхэ] и поисков пропитания.

ЦЗИНЬ ШИ. IX. Ай-Цзун. Тянь-син 3-е лето .
В 1-й месяц в одну ночь Ай-цзун, собрав всех чиновников, хотел сдать престол свой главнокомандующему Вань-янь-чэн-линю. Чэн-линь долго отказывался от сего. Но император, подавая ему указ, сказал: "Вельможа! По самой крайности отдаю тебе престол. При тучности и тяжести моего тела я не способен к верховой езде, а ты с малолетства был легок телом и обладал способностями полководца. Если, сверх ожидания, успеешь освободиться, тогда не пресечется род наш. Вот мое намерение".
После чего Вань-янь-чэн-линь встал и принял императорскую печать. На другой день он воссел на престол и принимал поздравления от чиновников. В это самое время корпус Мын-гун находился у Южных ворот. Он приказал поставить лестницы и всходить на стены. Прежде всех взошел Maи, после него Чжао-жун. Когда вслед за ними наперерыв стали всходить солдаты, цзиньское войско оказало сильное сопротивление. Сам государь Чэн-линь шел с отрядом войска для отражения неприятеля, но уже на зубцах южной стены стояли знамена сунские. Почти в то же время ударили в литавры, и неприятели с криком напали на город с четырех сторон. Войска, охранявшие Южные ворота, предались бегству, и союзные войска вошли сами воротами в город. Хушаху, увидев неприятеля, вошедшего в город, с тысячей храбрейших воинов преградил ему путь на улице, но уже был не в состоянии отразить его. Император Ай-цзун, узнав о вступлении неприятеля, собрал все свои вещи и, обложив оные соломой, сказал своим приближенным, чтобы тело его, по смерти, сожгли вместе с сими вещами. Засим он повесился в кабинете Юй-лань-сюань. На престоле сидел 10 лет. Хушаху, услышав о смерти императора, сказал своим подчиненным: "Государь скончался, для чего же мы сражаемся? Я не мог умереть от рук мятущихся воинов, буду искать смерти в Жуй-шуй, чтобы последовать за моим государем".
Хушаху, кончив сии слова, бросился в реку Жуй-шуй и утонул. "Министр умел умереть, - говорили все генералы и офицеры, - ужели ж не можем умереть мы?"
Засим Чжун-лоуши, Улинь-да-хуту, Юань-чжи, Юй-шань-ерр и более пятисот офицеров приняли смерть в реке. Император, по вступлении неприятеля в город, отступил со своим отрядом для охранения кремля. Но узнав о смерти государя Ай-цзуна, он отправился внутрь дворца со всеми вельможами для оплакивания его. Он говорил следовавшим за ним: "Покойный государь 10 лет был на престоле. Своей заботливостью, бережливостью и милостями к подданным он старался поддержать престол предков. Но он не достиг своего желания, и потому достоин нашего сожаления. Не следует ли по смерти назвать его Ай (жалкий)?"
Все признали сие имя приличным. Во время совершения возлияния над умершим, неприятель вошел во внутренний город. Чэн-линь погиб в сражении между мятущимися войсками. Генералы и придворные чины, предав огню тело императора, все удалились. Один Цзян-шань остался при сгоревшем трупе и был задержан неприятелем. "Кто ты?" - спросили его схватившие.
"Я чиновник фын-юй, - ответил он, - мое имя Цзян-шань".
Неприятели продолжили: "Все твои товарищи разбежались. Почему же ты остался?"
Цзян-шань отвечал: "Здесь умер мой государь. Ожидаю, когда огонь погаснет и охладится пепел, чтобы собрать кости и предать земле".
"Ты помешался, - со смехом сказали ему солдаты, - ты не в силах защищать своей жизни, можешь ли похоронить кости твоего государя?"
Цзян-шань отвечал: "Всякий человек служит своему государю. Мой государь управлял империей около десяти лет. Он не успел совершить великих дел, но умер за престолом. Могу ли оставить труп его, как простого воина, брошенным в пустой степи? Я знал, что не избавлюсь от вас, но по зарытии праха моего государя умереть я не пожалею".
Солдаты донесли о нем своему главнокомандующему Тациру. Тогда Тацир, называя его необыкновенным человеком, приказал дать ему свободу. Цзян-шань, обернув кости императора обгоревшими лоскутами одежды, зарыл их на берегу Жуй-шуй и, делая поклонение над его могилой, горько зарыдал. Засим бросился в реку, в намерении утонуть в оной, но солдаты монгольские успели вытащить его живым. Кончина его неизвестна. Между тем, Цзян-хай вошел во дворец и захватил Чжан-тянь-вана. Мын-гун и Тацир приказали вырыть кости императора Ай-цзуна и разделили оные между собой. Сим образом погиб Дом Цзиньский!

ГАН МУ. Цзя-ву. Царства Сун правления Дуань-пьхин 1-е лето .
Весною, в 1-й месяц, Государь царства Гинь Ваньянь-шеу-сюй сдал престол Принцу своего дома Ваньянь-чен-линь. Мын-гун вступил с Цай-чжеу с Монгольскими войсками. Шеу-сюй и Министр его Ваньянь-хушаху умерли. Чен-линь убит мятущимися солдатами. Царство Гинь погибло.
В новый год Монгольския войска пировали. Голос поющих и тоны флейт во все стороны разносились. В городе томились голодом и только что испускали вздохи, Мын-гун усмотрел, что темный воздух пал над городом и солнце было тускло. Перебежчики говорили, что минуло три месяца, как город не имеет съестных запасов. Седлы, сапоги, ветхия литавры, все сварено; сверх сего дозволено есть старых и слабых. Войска питались тестом, составленным из человеческих и скотских костей с зеленью. Нередко съедали целые отряды разбитых солдат. По сей-то причине многие желали покориться. И так Мын-гун отдал войскам приказ, чтобы с кляпами в роту несли осадные лестницы и приставляли к стенам городским для приступа. Нючженцы со времени осады лишились очень многих офицеров, убитых на сражении. Ныне же, как придворные, так и из присутственных мест чиновники, все употреблены к общественным работам и к защищению города. Монгольские войска пробили в Западной стене пять проходов и вошли в город в совершенном порядке. Они вступили в кровопролитное сражение; но при захождении солнца отступили и сказали, что в следующий день опять соберутся. В сей вечер Нючженский Государь собрал все чины и сдал престол начальствовавшему в восточной части города Принцу Ваньяню-чен-линь. Сей Чен-линь был потомок Государя Хорибу, младший брат Принца Ваньянь-баксаня. Он, в слезах учинив поклонение, отказывался от престола. Нючженский Государь сказал: «Ужели без необходимости препоручаю тебе престол? Я телом тучен и тяжел, неспособен к верховой езде и к быстрым наездам; ты, напротив, ровен и быстр, обладаешь качествами полководца. Сверх чаяния если избавишься, то царственный наш род не прекратится. Вот моя мысль!»
Чен-линь встал и принял государственную печать. В следующий день Чен-линь возведен на престол. В сие время войска Генерала Мын-гун пошли к южным воротам, и, дошед до башни Цзин-цзы-лэу, разставили осадныя лестницы. Отдан приказ корпусам, чтобы по первому литавренному бою шли на стены. Ма-и первый взошел, за ним Чжао-юн. Солдаты мужественно полезли и на стене вступили в жаркое сражение. Ухури-хао и с ним двести офицеров, все покорились. Нючженские чины по совершении поздравительного обряда, все вышли для отражения неприятеля: но на зубцах южной стены уже развевались знамена царства Сун; чрез короткое время во всех четырех сторонах ударили в литавры, и начали осаду с двух сторон. От криков небо и земля поколебались. Охранявшие южные ворота бросили сей пост и ушли. Когда отворили ворота на запад, то Мын-гун позвал Генерала Цзян-хай с Тацировым корпусом и вступил в город. Хушаху с 1000 лучших солдат начал сражаться в улице; но не мог устоять. Нючженский Государь Шеу-сюй, видя крайность обстоятельств, сказал своим приближенным, чтоб по смерти предали его тело огню. После сего он повесился. Хушаху, услышав о сем, сказал своим офицерам: «Мой Государь уже преставился; для чего же я сражаюсь? Я не мог умереть от мятущихся солдат. Бросившись в Жу-шуй, последую за моим Государем. Вы, Государи мои, также решитесь на что нибудь».
Сказав сии слова, бросился в помянутую реку и утонул. «Министр умел умереть, сказали Генералы, а мы разве неможем?»
После сего государственные советники: Фу-чжури, Сяо-лосо и Улинга-хутури, Генералы: Юань-чжи, Юй-шан, Хэшери-бошелу, Ухури-холдонь и около 500 офицеров, все умерли в след за ними. Чен-линь отступил для защищения Кремля. Услышав о смерти своего Государя, вошел в сопровождении чинов для оплакивания, и при сем сказал к сопровождавшим: «Покойный Император 10 лет сидел на престоле, был попечителен и бережлив, милостив и человеколюбив. Старался о возвращении потерянных владений: но неимел успеха в своих намерениях. Как жалок он! Надлежит по смерти наименовать его Ай (жалкий)».
Еще не успели кончить возлияния, как город уже был взят. Генералы и придворные чины возжгли огонь и сожгли тело, а кости взяли, чтобы похоронить при реке. Цзян-хай вошел во дворец и задержал государственного советника Чжан-тьхянь-ван. Мын-гун спросил его, «где Нючженский Государь?»
- «При опасности города сам повесился», - отвечал Тьхянь-ван.
Мын-гун разделил с Тациром кости Нючженского Государя, сокровища и вещи церемониальныя. В сей день и Чен-линь убит мятущимися войсками. И так дом Гинь погиб.
Со времен Государя Сюань-цзун Министры и члены совета нередко пред самым действием прибегали к уклончивости и уступчивости; представляли униженно, говорили медленно, чтобы сим соблюсти министерскую важность. Каждый раз, как возгоралась война, или случались бедственные естественные перемены, отзывались сердечным сокрушением Государя, или откладывали до вторичного совета. При таковой недеятельности старались только проводить время. Когда же вели войну, то приближенных к Государю поставляли надзирателями военных распоряжений, от чего часто пред самым действием случались остановки и задержки. По сим причинам армии неимели успехов, а о безпорядках, при Дворе происходивших, не было доносимо. От сего-то дом Гинь дошел до погибели. Историки пишут: при начале, как только Нючженский дом возник, в поднебесной небыло сильнее его. Тхай-цзу и Тхай-цзун одним страхом поработили Срединное государство. По большой части они шли по следам дома Ляо в его начале. Постановив Государей в Чу и Ци, оставили их и ушли. Но министерия царства Сун не употребила усилий, и от оплошности оно лишилось древних своих земель. Си-цзун и Хай-лин начали тирански царствовать. Чжун-юань отчаялись в надеждах. Дом Гинь едва не потерял всего. Ши-цзун жестокость заменил человеколюбием, дал народу льготу и покой; и по сей причине царствование дома Гинь продолжалось более ста лет. Со времен сего Государя нарочито утвердились мысли народные. Чжан-цзун старался показываться снисходительным, но неспособен был к твердому правлению. Со времен Князя Вэй-шао государственныя постановления крайне ослабли. Сюань-цзун с переселением на юг, удалился от коренного основания; вел в то же время войну и с Китаем и с Тангутом и чрез то дошел до изнурения и истощения. В век Государя Ай-цзун уже невозможно было действовать (поправить дел). Он повсюду собирал ополчения, желая удержать бытие при самой погибели; и погиб, когда силы совершенно истощились. Как жалок! Впрочем сей Государь умер за престол и не оставил стыда по себе.
Объяснение. Монголы были сильны, а дом Сун слаб, и мог ли, употребляя войска оных, сам собою производить распоряжения? По сей причине нарочно написано с. Здесь с (Монгольскими войсками) имеет отрицательный смысл. Оставив Китай, преклониться к иностранцам, брать себе чужие города - это суть большие ошибки в государственном управлении. В последствии отсюда произникнут все беспокойствия. Написано, что Шеу-сюй и Министр его Хушаху оба умерли, и сим приписана им высочайшая похвала, дабы чрез сие поощрять потомков умирать за долг. Написано: дом Гинь погиб. Сие показывает, что дом Нючженей сам от себя погиб; не Генерал Мын-гун с прочими уничтожил его. Таков есть глубокий смысл Исторического писания. Хотя и так; но самая справедливость возлагает на Государя обязаность умереть с престолом. Шеу-сюй бежал на восток, ушел на запад и посреди погибели искал спасения: но когда увидел невозможность, то умер вместе с престолом: как жалок! Озираясь назад, помышлять о спасении жизни и покориться неприятелю, как сделали династии Хань Государь Лю-шань, династии Цзинь Государь Хуай-ди и Минь-ди династии Сун, Государь Вэй-цзун и Цин-цзун. Какой стыд им пред Государем Шеу-сюй! У иностранцев были Государи, превосходившие Китайских.
Земли, от городов Чен-чжеу и Цай-чжеу к северо-западу лежащие, отделены во владение Монголов. Сии определили Генерала Лю-фу Главноуправляющим дороги Хэ-нань. Во вторый месяц они вступили в Сюй-чжеу. Царства Гинь Генерал Ваньянь-юн-ань умер. В пятый месяц Генерал Вушань убежал в Цзе-чжеу, где и убит от гарнизонных солдат. Царства Сун Генералы Чжао-фань и Чжао-кхуй представили своему Государю о обратном завоевании трех столиц, указано Ли-цзы-цай правителю округа Лу-чжеу, собрать войска и поспешили в Бянь. Вывший царства Гинь Генерал Ли-бо-юань с прочими казнил Цуй-ли и покорился дому Сун.
Чжао-Фань и Чжао-кхуй хотели, пользуясь настоящими обстоятельствами, утвердить Чжун-юань и начертали план, чтобы иметь за собою Желтую реку, занять Гуань и обратно получить три столицы. Большая часть Государственных чинов сие находила еще невозможным. Только Чжен-цин сильно защищал предложение о войне. И так предписано Генералу Чжао-фань перенесши канцелярию в Хуан-чжеу, и назначено время к походу. Генерала Чжао-фань советник Цю-ио сказал ему: «усилившийся неприятель недавно только заключил клятву, и пошел обратно. Будучи исполнен жара и стремительности, ужели захочет пожертвовать приобретенным, и отдать оное другим? Если наши войска пойдут, то и они не умедлят прийти. Сверх сего, если пойдем за 1000 ли оспаривать пустые города, по получении которых должно еще пещись о доставлении оным съестных припасов, то в последствии, без сомнения, будем раскаиваться».
Чжао-фань не послушал его. Ши-сун-чжи также представлял, что в Цзин-чжеу и Сян-ян теперь терпят голод; еще невозможно предпринять похода. Ду-цю-ань снова представил о выгодности оборонительного положения и невыгодности похода. Цяо-син-цзянь, бывший тогда в отпуску, в посланном докладе писал: «Еще будет время проникнуть к осми кладбищам; представятся случаи к возвращению Чжун-юань. При великих пособиях к действованию надлежит иметь и великие случаи к оному; тогда в делах будет успех, и без сомнения, смотря на оные, в кабинете можно планировать. Я не думаю, чтобы поход был безуспешен, но беспокоюсь, что не в состоянии будем продолжать ход дела; тогда печаль сделается горестнейшею. Сверх сего, при соображении обратного завоевания, необходимо нужно избрать полководцев, образовать войска, иметь довольно и военных и съестных припасов. Ныне же полководцев нет, войск мало. По истощении сумм и по издержке съестных припасов, надобно опасаться, что мы, еще ничего несделавши северу, южныя страны прежде приведем в безпокойство и волнение. Желательно, чтобы В. В. твердо держались собственного мнения, утвердили суждение о государстве, и сим пресекли бы разные прожектирования».
Государь никого непослушал и указал правителю в Лу-чжеу, Генералу Цюань-цзы-цай, соединив 10.000 войск, от Хуай-чжеу на запад идти в Бянь. В сие время управляющие в сей столице: Ли-бо-юань, Ли-ци и Ли-цзань-ну, будучи пренебрегаемы от Цуй-ли, умышляли убить его; когда же услышали, что Цюань-цзы-цай приближается с корпусом, то Ли-бо-юань с прочими отписал к нему о своей покорности, а по наружности советовался с Цуй-ли о оборонительных мерах.
В 6-й месяц Ли-бо-юань зажег городския ворота Фын-цю-мынь, чтобы сим растревожить его. Цуй-ли очень обеспокоился и Ли-бо-юань с прочими явился к нему, чтобы вместе отправиться к пожару. Цуй-ли, поехав в сопровождении Юань-сю, Чже-си-янь и нескольких конных. При возвращении с пожара Ли-бо-юань сам поехал провожать Цуй-ли, и на средине пути нечаянно обхватил его, сидевшого на лошади. Цуй-ли, оглянувшись, сказал: «Ты хочешь убить меня?»
- «Убить тебя что за беда», - отвечал ему Ли-бо-юань. Потом вынул нож и заколол его. Цуй-ли упал с лошади мертвый. Тотчас выбежали солдаты, скрытые в засаде, и командующий Сань-хэ убил Юань-сю; Чжэ-си-янь после подъехал, и также был убит. Ли-бо-юань, привязав труп Цуй-ли к лошадиному хвосту и притащив ко дворцу, говорил к народу: «Цуй-ли кровопийца и грабитель, сластолюбец и тиран, мятежник и нечестивый, каковых ни в древности, ни ныне невидно: надлежало ли убить его или нет?»
Тысячи голосов закричали: «изрубить в мелкие части - еще мало». И так вывесив голову его на показ, принесли его в жертву Государю Ай-цзун. Ли-бо-юань и прочие, войско и народ, все плакали при сем действии. Некоторые вырезали у Цуй-ли сердце и сырое съели. Все три трупа повешены пред дворцовыми воротами на дереве Хуай.
Объяснение. Для чего прошение о возвращении трех столиц неимеет предосудительного выражения? Три столицы суть древнее владение дома Сун. Для чего написано: бывший Генерал? приписана справедливость. Цуй-ли, изменив своему Государю, покорился варварам; его преступление чрезвычайно: почему прямо написано: казнил, и сим выказано его преступление. Цуй-ли немог сохранить себя и тогда, как еще не родилась в нем мысль мятежиничества: то какая же ему польза думать о жизни и печись о спасении? Правда, что три столицы поглощены были варварами, и без сомнения служили пятном для сынов отечества. Обратное завоевание древних границ было долгом их: но надлежало прежде узнать свои силы, лучшее ли было наше оружие и доспехи, достаточно ли запасены магазины, довольно ли людей способных, полны ли казначейства? II после сего приступив к делу, еще не можно было ручаться за успех; кольми паче, когда Монголы, сей возрастающий в силах и необузданный неприятель, еще недавно заключил мирный договор. Надлежало ли вскорости изменять оному? И так Срединное государство прежде нарушило слово пред иноземцами, и несправедливость на стороне дома Сун. Как же возможно было не навлечь беспокойствий со стороны презренных варваров? Впоследствии, то издает самообвинительный манифест, то раскаивается в прежних ошибках. Увы! все сие поздно. Посему прямо написано и сим открыто, что сам навлек бедствия.
Замечание. Два Чжао, после победы в Ян-чжеу, начали высоко думать о себе. Даже забыли, что Монголы были только что возрастающий, сильный неприятель. Сверх сего в военном искусстве оба Чжао не могли сравняться с Ли-цюань; да и в военных потребностях был недостаток. Как же могли продолжать войну многолетнюю? Ли-цзун чрезмеру верил их замыслам и сим самым допустил будущие величайшие несчастия: кто же виноват в сем? Кхун-цзы сказал: «если человек не заботится об отдаленном, то вблизи встретит заботы». Неможно ли применить сего наречения Государю и чинам дома Сун?
Чжао-кхуй с войском соединился с Генералом Цюань-цзы-цай в город Бянь. Осенью, в седмый месяц Генерал Ян-и вступил в Ло-ян.
Цюань-цзы-цай остановился в город Бянь. Чжао-кхуй с 50-тыс. армиею из Хуай-си взял город Сы-чжеу, и отселе пошел в Бянь, где и соединился с прочими. Чжао-кхуй сказал Генералу Цюань-цзы-цай: «в начале план наш был завладеть Гуань, и Желтую реку поставить границею. Теперь уже полмесяца как пришли в Бянь. Если непоспешить осадою города Ло-ян и крепости Тхун-гуань, то чего ожидать?»
Цзы-цай отвечал ему, что провиант еще не подвезен. Но Чжао-кхуй тем нетерпеливее поспешал: почему отправил от себя 13.000 корпус с надзирателем Сюй-минь-цзы; да Генералу Ян-и предписал идти в след за оным с 15.000 корпусом тугих самострелов. Всем выдано было провианта на 5 дней.
В 7-й месяц пришли к городу Ло-ян. Около трех сот семейств взошли на стену городскую, и покорились. В следствие чего Генерал вступил в город с войсками. Монголы, услышавши о сем, обратили войска на юг.
Монголы, обратившись на юг, пришли к городу Ло-ян. Корпус Генерала Ян-и рассеялся. В следствие чего Чжао-кхуй и Цюань-цзы-цай, бросив Бань, возвратились.
На другой день, по вступлении Генерала Сюй-минь-цзы в Ло-ян, войска уже не имели пищи: почему собирали траву Хао-цзы (artemisia), месили тесто, пекли лепешки и тем питались. Ян-и отошел за 30 ли от города Ло-ян на восток, и все расположились есть. Вдруг за несколько ли от него подняли два летние парасоля, желтый и красный. Войска его пришли в изумление, как вдруг Монгольская засада поднялась из травы. Ян-и по не предвидению невзял предосторожности; в следствие чего войска его пришли в большое замешательство, и множество солдат Монголами столкнуто в реку Ло-шуй. Один Ян-и спасся. Некоторые из бежавших солдат в тот же вечер пришли в Ло-ян, и сказали, что весь корпус Генерала Ян-и разсеян сильным ударом Монгольских войск, и теперь они уже заняли северный берег реки Ло-шуй. От сего известия войска, стоявшия в городе, потеряли дух.
В 1-й день 8-го месяца Монгольские войска подошли к самому городу Ло-ян, и расположились лагерем. Сюй-минь-цзы вступил в сражение с ними. Победа была в равновесии. Но солдаты неимели провианта: почему питались лошадьми. Сюй-минь-цзы немог оставаться, и вступил в обратный путь. Чжао-кхуй и Цюань-цзы-цай, находившийся в Вянь, также терпели недостаток, в провианте, потому, что Ши-сун-чжи не присылал хлеба. Обратно завоеванные города почти все были пустые и войска не находили в оных содержания. Сверх сего Монголы прорвали Желтую реку в озеро Цун-цзинь-дянь, чтобы затопить императорский корпус; и действительно, многие из сего корпуса потонули; почему вся армия обратно пошла на юг. Как войска, вступившие в Ло-ян, были совершенно разбиты, то Чжао-фань донес Государю, что Чжао-кхуй и Цюань-цзы-цай, не обдумавши, отрядили корпус, а Чжао-гай и Лю-цзы-чен обвиняли их в том, что поступили в противность предначертанному плану; произвели отступление войск не по тактике, и чрез то допустили, что задние войска были опрокинуты. Указано Генералов Чжао-кхуй и Цюань-цзы-цан, понизив степенью, определить в военное поселение; прочих также понизить. Чжен-цин-чжи-ли отказывался от государственных дел, но не уволен. Цяо-син-цзян представил, что после разорения трех столиц дела находятся в положении противоположном прежнему, и остается только усугубить меры к наступательной и оборонительной войне. Император с одобрением принял сие предложение.
В 12-й месяца Монголы прислали Посланника Ван-цзе.
Монголы прислали Ван-цзе спросить, для чего нарушили клятву? С сего времени между реками Желтою и Хуай более невидали спокойных дней.
Замечание. По справке, в 4-е лето правления Шао-дин (1231) в 7-й месяц Чжан-сюань, правитель в Мянь-чжеу, убил Монгольского Посланника Чобуганя и Монголы тогда же сказали: «Дом Сун сам нарушил слово, преступил клятву и отверг дружбу. Из настоящого дела ясно видно, на чьей стороне справедливость».
Судя посему, можно было видеть, что намерение поглотить царство Сун, уже давно зародилось в их груди, подобно как брошенныя в землю семена в свое время произникают. Для чего Ли-цзун и оба Чжао непредусмотрели сего? Еще не успели Монголы совершенно взять обратный путь, как тотчас задумали о возвращении трех столиц. В самом деле, что за план? Уничтожение растерзанного дома Гинь совершено силою Монголов: дом Сун здесь ничего не мог сделать. Ныне Государь и вельможи дома Сун, не обратясь к самим себе, только думали победить других. Истинно достойны оной укоризны от Монголов в нарушении клятвы. Если так, то справедливость на стороне Монголов, а несправедливость на стороне дома Сун. Кто же виноват в привлечении неприятелей?

РАД. Летопись монгольских эмиров в Хорасане .
Когда скончался Чин-Тимур, послали гонца к его величеству каану с уведомлением об этом. Последовал приказ, чтобы эмир Бенсил стал его заместителем в Хорасане и Ираке. Он был старый монгол, ему уже перевалило за сто. Согласно приказу эмиры и битикчии перенесли диван из дома Чин-Тимура в его дом и стали исполнять дела, относящиеся к дивану. Шараф-ад-дин Хорезми направился к Бату, а Куркуз наезжал по обыкновению. Неожиданно у мелика Беха-ад-дина вышла ссора с Махмуд-шахом Сабзевари. Он отправился к его величеству каану и доложил обстоятельства дела. Последовал указ, что в отсутствие враждующих нельзя вынести никакого решения, пусть они явятся вместе, дабы был произведен опрос. Когда мелик Беха-ад-дин вернулся и передал приказ [каана] домогательства Куркуза не получили одобрения у Бенсила и Кул-Пулада. Куркуз отправился и, получив для себя в управление [Хорасан], вернулся обратно, а Бенсил удовлетворялся должностью войскового эмира, пока не умер в 37 г.х. .

Продолжение: 1235. Принятие решения о походе на Запад

История Востока. Том 1 Васильев Леонид Сергеевич

Эпоха Троецарствия (220–280) и империя Цзинь

Конец II и начало III в. прошли в Китае под знаком внутриполитических междоусобиц, в ходе которых на первый план вышло несколько наиболее удачливых полководцев. Один из них, знаменитый Цао Цао, господствовал на севере, в бассейне Хуанхэ, где в 220 г. его сын Цао Лэй провозгласил себя правителем государства Вэй. Другой, Лю Бэй, претендовавший на родство с правящим домом Хань, вскоре объявил себя правителем юго-западной части страны Шу. Третий, Сунь Цюань, стал правителем юго-восточной части Китая, царства У. Возник феномен Троецарствия, короткая история которого овеяна в китайской традиции ореолом рыцарского романтизма – достаточно напомнить о романе «Троецарствие», написанном тысячелетие спустя и красочно, в героических тонах повествующем о событиях III в.

Как упоминалось, военная функция в это время была практически ведущей в Китае. Страна, разоренная долгими десятилетиями восстаний и междоусобиц, безвластия и насилия, уже давно забыла о спокойной жизни. Даже в землепользовании едва ли не главной формой стали так называемые военные дворы (в царстве Вэй, по некоторым данным, они составляли до 80% податного населения) и военные поселения. В военные дружины превратились и клиенты сильных домов – да и как иначе можно было защитить себя и свое имущество в то смутное время? Выход на передний план военной функции возродил в среде китайской образованной части населения феномен рыцарского романтизма, столь характерный в свое время для периода Чуньцю, в VII–VI вв. до н.э. и прославленный в историографической конфуцианской традиции. Идеи верности и преданности патрону до гроба, культ рыцарской этики и аристократизма, боевое братство и спаянность единомышленников-друзей – все это в суровых условиях военных лет не только возродилось, но и стало на некоторое время как бы первоосновой реального политического бытия. И если все эти не столько даже новые, сколько заново расцветшие институты не изменили кардинально структуры китайского общества, то причиной этого были давно уже устоявшееся конфуцианское отношение к миру и обществу и соответствующим образом ориентированные конфуцианские политические институты.

Дело в том, что в традиционном китайском обществе статус военного не был почетен – «из хорошего металла не делают гвоздей, хороший человек не идет в солдаты». Конечно, временами без войн и военных не обойтись. Но это не основание для того, чтобы считать военное дело престижным занятием. В отличие от других восточных обществ, от Турции до Японии, включая арабов, индийцев и многих других с их иктадарами, джагирдарами, тимариотами, самураями и т.п., китайцы никогда не ценили воинов-профессионалов. Их армия обычно набиралась из деклассированных элементов (откуда и приведенная выше поговорка) и возглавлялась малообразованными в конфуцианском смысле и потому не очень уважаемыми обществом военачальниками. Только в те годы, когда военная функция оказалась ведущей, ситуация менялась. Но и тогда статус военного не становился слишком почетным, а как только нужда в большой армии исчезала, уходили в прошлое военные дворы и военные поселения.

И наоборот, в Китае всегда, даже в периоды смут и усобиц, высоким социальным статусом и соответствующим престижем пользовались грамотные и образованные конфуцианцы, знатоки истории и ценители поэзии, люди мудрые и ученые, хорошо знакомые с высокими тонкостями нормативной этики и пышного, детально разработанного китайского церемониала. Собственно, речь идет о том самом слое служивых ши, который сформировался еще в Чуньцю и из которого вышли мудрецы, министры и реформаторы древнего Китая. Постепенная конфуцианизация этого слоя в Хань и концентрация большинства его представителей в бюрократическом чиновничестве и сильных домах привели к появлению нового качества, т.е. к превращению древних служивых ши в тип духовной элиты страны, чье поведение и чьи идеи призваны были отражать и формулировать общественное мнение, причем обычно в его самой бескомпромиссной и теоретически рафинированной форме («чистая критика»). Таким образом, вырабатывался жесткий стереотип, своего рода китайский конфуцианский генотип, носителями которого были аристократы конфуцианского духа и который с честью выдержал испытание временем, содействуя каждый раз возрождению конфуцианской китайской империи. А добиться этого в III–VI вв. было нелегко, ибо помимо выхода на авансцену военных и общего огрубления жизни возникли в то время и некоторые иные моменты, прямо провоцировавшие кардинальные перемены в жизни Китая, – речь идет о вторжении кочевников, о проникновении в страну буддизма, об ассимиляции некитайского (в культурном плане) населения юга страны.

Краткий период Троецарствия, приведший к образованию двух самостоятельных государств на слабо освоенном до того юге Китая, способствовал освоению юга. Далеко не случайно именно в южных царствах, особенно в лесных и горных районах Шу, военная доблесть полководцев Чжугэ Ляна или Гуань Юя (впоследствии обожествленного, ставшего богом войны Гуань-ди) имела особый смысл и оказалась прославленной в веках. Что касается внутриполитических событий, то наиболее драматический характер они имели в северном Вэй, где потомки Цао-Цао уже к середине III в. утратили власть, перешедшую к могущественному клану полководца Сыма. В 265 г.

Сыма Янь основал здесь новую династию Цзинь, которой вскоре, в 280 г., удалось подчинить себе Шу и У, объединив под своей властью снова весь Китай, правда, лишь на несколько десятилетий.

Объединение страны в 280 г. функционально было как бы концом очередного династийного цикла, что и нашло свое отражение в реформах Сыма Яня: согласно декрету от 280 г. все население страны получало семейные наделы (70 му мужчине, 30 му женщине); за право их обработки каждая семья обязана была обрабатывать другие земли (50 му мужчина и 20 му женщина), с которых казна брала налог. Условия пользования обоими наделами, как они изложены в источниках, не вполне ясны и вызывают различное толкование специалистов. Одно несомненно: указ о введении надельной системы был направлен на то, чтобы подорвать позиции частного землевладения сильных домов и предоставить всему населению страны возможность получить землю от государства на выгодных условиях.

В начале правления новой династии интересы централизации власти всегда требовали именно этого. Однако в данном случае реформа была, видимо, мертворожденной. Во-первых, потому, что одновременно с ней Сыма Янь, действовавший по традиции, имел неосторожность выделить своим родственникам крупные автономные уделы, превратившиеся вскоре в государства в государстве, что послужило после смерти основателя династии причиной мятежа («мятеж восьми ванов»), подавленного лишь в начале IV в. Во-вторых, из-за того, что у правителей новой династии практически не было ни времени, ни сил, чтобы проследить за проведением реформы в жизнь по всей стране, ибо с начала IV в. кочевые северные племена одно за другим стали вторгаться в Северный Китай, вследствие чего империя Цзинь прекратила свое существование, а на смену ей пришел период Нань-бэй чао, южных и северных династий.

Глава 4. Эпоха второй половины XIV – XVI веков новой эры в истории «древнего» Египта. Атаманская – Отоманская империя 1. Общий обзор истории 18-й «древне»-египетской династии Знаменитую 18-ю династию египтологи относят к периоду 1570-1342 годы до н.э. , с.254. Согласно нашей