Общеизвестно, что одной из важнейших составляющих нашей победы в Великой Отечественной войне были массовый патриотизм советских людей, величие их духа. Не оправдались расчеты главарей фашистского рейха на возникновение второго, внутреннего фронта из числа лиц, «обиженных» Советской властью. Сразу же после начала гитлеровского нашествия страна превратилась в единый боевой и трудовой лагерь. Враги вскоре на собственной шкуре убедились в силе духа и самоотверженности советских людей, которые жертвовали жизнью во имя Родины. Не счесть подвигов того времени. Об одном из них, совершённом моей землячкой, хочу рассказать читателям «Правды».
ЭТО ПРОИЗОШЛО 22 сентября 1942 года. Прасковья Щёголева, русская крестьянка оккупированного немцами села Семилуки, что в Воронежской области, получила у коменданта разрешение пойти на собственный огород, чтобы начать копать картошку. С собой она взяла престарелую маму, четверых своих малолетних детей и племянника.
Стояла теплая погода «бабьего лета», и вроде бы ничто не предвещало беды. Но, как известно, чаще всего она приходит неожиданно…
Вдруг на огород Прасковьи приземляется подбитый фашистами советский самолет. Женщина бросает своё занятие, бежит к самолету и помогает выбраться из кабины раненому летчику. Затем она показывает ему, где можно надежно укрыться, то есть прячет его. Прячет, заведомо зная, что в селе есть полиция, полевая жандармерия и другие карательные органы фашистов.
Через каких-то семь-десять минут к месту падения самолета подъехали каратели. Увидев Прасковью, стали выпытывать у неё, где пилот. Она отвечала, что не видела, куда он пошел. Затем её стали избивать прикладами винтовок, но она продолжала настаивать на своём. После этого на неё натравили овчарку. Но и тогда, когда собака начала грызть её, она не выдала спрятанного летчика. И вот происходит самое ужасное. На глазах Прасковьи фашисты убивают её мать и четверых ребятишек (один тяжело раненный сын остался жив). Однако это не заставило русскую советскую женщину пойти на предательство. Тогда озверевшие гитлеровцы убивают и её.
Вот что такое истинный патриотизм! Вот каково подлинное величие духа!
…Позднее, уже после войны, детальное расследование всех обстоятельств этой героической трагедии вёл мой коллега, следователь нашего областного управления подполковник Виктор Александрович Мартыненко. Замечу, что он и сам достоин отдельного рассказа. В начале войны на собственные сбережения купил самолет У-2 и всю войну провоевал на нем вместе с женой, выполнявшей обязанности штурмана.
Об этом я решил напомнить здесь потому, что Виктор Александрович, как бывший летчик, лично был заинтересован в выяснении подробностей гибели Прасковьи Ивановны Щёголевой. Ему удалось разыскать и спасённого летчика М.Г. Мальцева, жившего, если не ошибаюсь, в Башкирии, который неоднократно приезжал в Семилуки, чтобы положить цветы на могилу своей спасительницы. А после его смерти уже его дети и внуки приезжают, чтобы поклониться праху Прасковьи.
Ей и её семье поставлен также памятник на месте их гибели, торжественно открытый 9 мая 1965 года. Подвиг Прасковьи Ивановны Щёголевой посмертно отмечен орденом Отечественной войны I степени. Её именем названа одна из улиц в Семилуках.
Теперь со дня того героического и трагического события прошло 69 лет, и я часто задумываюсь, особенно когда выступаю перед молодежью, что же было главным мотивом, или, как говорил А. Блок, «движителем», её потрясающего поступка. Она была малограмотной православной верующей и наверняка знала библейские оценки предательства. Но всё-таки главным, на мой взгляд, были любовь к Родине и величие духа, воспитанные в ней всей советской системой. И этот заложенный в ней стержень не позволил перешагнуть ту грань, после которой на человека черным пятном, как тавро, на всю жизнь приклеивается ярлык предателя.
История Прасковьи Щёголевой имела и такое продолжение.
В 2003 году по инициативе автора этих заметок был создан оргкомитет по её канонизации как святой. Мною был проведен сельский сход, на который собрались сотни жителей, дружно проголосовавших за это предложение. Но, к сожалению, наше ходатайство не прошло. Нам было сказано, что «в ней не было святости»...
Я, наверное, был последним, кто беседовал со спасшимся тогда старшим её сыном Александром, обращавшимся к властям с жалобой по поводу их невнимательного отношения к памятнику (вскоре Александр скончался). Я спросил, как вела себя мама при расстреле детей, не было ли признаков умопомешательства. Ничего подобного не было! Она стоически выдержала все зверства фашистов, и после этого как можно говорить, что «в ней не было святости».
А идея о канонизации у меня возникла после сравнения поступка П. Щёголевой с великомученицей Софьей, которая не отказалась от своей веры даже после того, как на её глазах обезглавили трёх её дочерей - Веру, Надежду и Любовь. Но она, пусть и легендой, вошла в историю, как и Жанна д’Арк, причисленная к лику святых за свои патриотические и героические дела. Ну а чем же наша землячка не великомученица Софья?
Я знал и знаю множество героев, подвижников Великой Отечественной войны. Например, в военном госпитале Воронежа работала хирург профессор Анна Андреевна Русанова из рода известных русских интеллигентов, бывших в дружбе даже с самим Л.Н. Толстым. Меня всегда поражало, с какой теплотой, любовью, гордостью и трепетом она говорила о нашей великой Родине и тех морально-нравственных ценностях, на которых воспитывались патриоты, достойные защитники Отечества.
Величие духа этой советской интеллигентки в полной мере выражено в следующих её словах: «В 1943 году я брала кровь у воронежской крестьянки и переливала раненому немецкому военнопленному майору. Я спасала жизнь немцу, который, возможно, убил её сына, мужа или брата».
И пусть кто-то из «десталинизаторов», гробокопателей советского периода посмеет после этого чернить советских людей, способных на такой гуманизм и альтруизм. А ведь людей воспитывал весь строй жизни того времени.
Этой публикацией я хотел бы дойти до сознания нынешней молодежи и сказать ей: не верьте различным клеветническим измышлениям о советском периоде нашей истории! Вся система воспитания в стране была направлена тогда на подготовку настоящих патриотов и высоконравственных граждан, для многих из которых общественные интересы всегда были выше личных. С октябрятских лет мы твердо усваивали, «что такое хорошо и что такое плохо», и по жизни шли с этими принципами. Именно благодаря этому Родина растила Матросовых, Космодемьянских, Маресьевых, Щёголевых, Русановых…
А разве герои уже не нужны нам ни сегодня, ни завтра?
Анатолий НИКИФОРОВ.
Полковник КГБ в отставке.
ГЕОРГИЙ СТРУКОВ
(Трагедия и величие русской семьи, уничтоженной фашистами)
Более полувека прошло с тех пор. Но этот день запомнился надолго.
Начало ноября 1960 года. Погода - хуже некуда. То дождь, то снег. И ветер промозглый, северный. Редактор был в отпуске, и я подписывал газету. Оттиски всех четырех полос у меня на столе. Осталось сверить сделанную правку и подписать в печать. И тут открывается со скрипом дверь, в комнату зашел молодой человек. Он мне запомнился как-то сразу своей внешностью и басовитым голосом:
Редакция тута? - спрашивает. - Да вот, с просьбой пришел… Из села Семилуки я. Дом строю. Уже под крышей. А покрыть нечем. Шифера не могу купить. Был и в правлении колхоза, и в сельсовете, и у военкома. Везде отказывают. Потому к вам и пришел.
Спрос на шифер был огромный. Воронеж и прифронтовые села все еще восстанавливались. В торговлю кровли поступало мало. И, как правило, распределялось все по разнарядке. С такими просьбами к нам обращались многие, и, конечно, им редакция помочь почти не могла. Об этом я и хотел сказать парню. И тут как-то невольно обратил внимание, что у парня нет кисти правой руки.
Подорвался на мине? - спрашиваю. Таких случаев, помнится, в здешних местах было немало.
Да нет, - засмущался парень. - Отморозил. По глупости.
Как же родители не усмотрели?
Отец погиб, - ответил он. - А мать… - Парень замолчал, задумался, даже слезы на глаза навернулись. - Маму расстреляли фашисты. И не только маму. Бабушку и пятерых моих братьев и сестер тоже расстреляли. - И парень заплакал.
Фамилия твоя?
Щеголевы мы. Отца звали Степаном, маму - Прасковьей. Меня мать звала Санькой.
Александр рассказал мне жуткую историю, участником которой он был в годы оккупации. Трагедия этой семьи потрясла меня до глубины души. Сам я воевал и видел многие злодеяния фашистов. Но подобного не встречал.
«Как же так? - думаю. - Такую высокую цену заплатила семья за общую победу, а черствые начальники не могут найти каких-то сто листов шифера».
Спустились с Александром на первый этаж, где размещался райисполком. Зашли к заместителю председателя. Спрашиваю:
Был у вас Александр Щеголев с просьбой помочь выписать шифер? Почему бы не помочь этому человеку?
Шифера нам выделяют мало, а спрос большой. Всем помочь не можем.
А вы знаете судьбу этого человека?
Зампред промолчал. Тогда я коротко рассказал о том, что произошло с семьей Щеголевых.
Если бы я знал об этом, - в оправдание ответил собеседник. - Конечно, поможем.
Тут же позвонил председателю райпотребсоюза и дал указание выписать Щеголеву шифера сколько надо.
Саша, окрыленный, побежал в райпотребсоюз, а я пошел подписывать в печать очередной номер газеты. На второй день Александр снова зашел в редакцию поблагодарить за помощь.
Шифер выписал. Оплатил. Спасибо вам огромное, - и показал квитанцию. - 150 листов.
Хватит? - спрашиваю.
С избытком. И на сарай останется.
Решил прогуляться с Александром, посмотреть на месте, где произошла трагедия, а заодно его новый дом.
В редакции в то время имелась автомашина «Победа». Ее передали нам из райисполкома. Раньше на ней ездил председатель. А теперь вот мы, журналисты. «Старушка» - так ласково мы ее называли - нас очень выручала. Район большой, и ездить за свежими репортажами приходилось ежедневно.
Накануне был дождь, а с утра подморозило. Под гору к Дону на машине спускаться не стали. Грунтовая дорога обледенела, и подняться назад было невозможно. Саша по тропинке повел меня к своему дому.
Дон здесь хитро петляет, делает семь излучин. Потому село на его берегу и город рядом называют Семилуки. Дом, на который Саша просил шифер, добротный. Из кирпича. Стропила уже обрешечены. Осталось только покрыть.
Своеобразное это село, Семилуки. Оно и на горе, и под горой, и за горой - разбросано во всю ширь. С левой стороны, если смотреть на восток, из-за Чернышевой горы высвечивается голубая лента Дона. На его западном берегу летом курчавится шапка молодой дубравы. У села Дон вплотную подходит к подножью высоких холмов.
Вот здесь моя мама и вся наша семья, - проговорил Саша и указал на одинокий холмик земли в десяти шагах от крыльца.
Я шел за ним к дому и никак не ожидал увидеть могилу, обложенную кирпичами, и звездочку на памятнике из жести. Звездочка была покрашена масляной красной краской.
Смотрел я на одинокую могилу, и чувство печали и обиды переполняли сердце. Как же так, думалось, погибшим солдатам ставят памятники… А тут настоящие герои, но похоронены родственниками в огороде, в стороне от больших дорог, и имен их никто не знает.
Что же случилось в те далекие трагические дни?
…Шел июнь 1942 года. Фашисты рвались к Воронежу. С восходом солнца в небе появлялись стаи самолетов с черными крестами на крыльях. Часть из них улетала на Воронеж, другая - каруселью кружила над железнодорожным мостом и понтонной переправой.
Во время налетов Прасковья Ивановна Щеголева с детьми и матерью Натальей Степановной прятались в погребе. Война вплотную подошла к родному порогу. У переправы во время бомбежки стоял ад кромешный. С разных сторон сюда стекались люди. На машинах, тракторах, повозках, пешком. Здесь же скапливались стада скота, угоняемые на восток. Все стремились поскорее перебраться на левый берег Дона. В поисках брода люди устремлялись вверх и вниз по течению, и многие, не найдя его, на подручных средствах - бревнах, чемоданах, просто вплавь - преодолевали водную преграду.
Фашисты обрушивали на беззащитных людей сотни бомб, строчили из пулеметов. У переправы всегда стоял шум, гам, крики и стоны раненых. Обнаженное людское горе было рядом, перед глазами. Прасковья Ивановна, как и ее мать, не чувствовала страха. Человек ко всему привыкает. Но не это определяло их поведение. Ненависть, бессильная ярость к варварам переполняла их сердца.
Временами над переправой появлялись краснозвездные истребители. Завязывалась ожесточенная борьба. Трещали пулеметы. Стая фашистского воронья рассыпалась, в беспорядке сбрасывая бомбы и скрываясь за горизонтом. Радостно светились лица женщин.
Наши бьют, - возбужденно кричали ребятишки.
Затем линия фронта минула село Семилуки, переместилась на восток. Бои шли в Воронеже, у Подгорного. Их отзвук был хорошо слышен у Дона. Село притаилось, будто вымерло. Но в каждом доме шла своя тревожная жизнь, по ночам пожилые мужчины и взрослые парни переправлялись через Дон и уходили к своим.
В селе остались только женщины, старики и дети. Да и тех фашисты вскоре согнали с насиженных мест. В сентябре село опустело. Но Прасковья Ивановна Щеголева ослушалась приказания комендатуры. В тот день она не ушла из дома, а направила старшую дочь, Татьяну, к знакомым в соседнее село Ендовище, а сама с пятью своими детьми, двумя племянниками и матерью осталась до утра: нужно было собрать кое-какие пожитки: уходили-то не в гости.
Чуть забрезжил рассвет, а Прасковья Ивановна и ее мать были уже на ногах. Дети спали одетыми. Женщины собирали вещи, вязали их в узлы. За работой не заметили, как взошло солнце. Они не удивились, когда послышалась пулеметная трескотня. Стреляли у железнодорожной станции Семилуки. И хотя ничего не было видно из-за бугра, Прасковья Ивановна поняла: идет воздушный бой. В последнее время это бывало каждый день.
Вдруг Прасковья Ивановна очень близко увидела падающий самолет, позади него шлейф черного дыма. Подбитый аэроплан на брюхе скользнул по склону вниз и остановился в огороде, где росли вишни. На его крыльях она заметила красные звезды.
Маманя! Нашего подбили, - всплеснула руками женщина и бросилась в огород. Самолет горел, освещая лицо летчика за стеклом кабины.
Потом он с трудом выбрался из кабины, спрыгнул на землю и вскрикнул от боли. Одежда на нем тлела. Лицо было невозможно разглядеть из-за копоти и ожогов.
Родимый, да как же тебя! - бросилась на помощь Прасковья Ивановна.
Немцы здесь есть? - спросил летчик.
Нету, они там, наверху.
Помогите. Ранило.
Пойдем в хату.
Долго засиживаться нельзя, немцы обязательно нагрянут. Вы лучше скажите, где можно до ночи переждать.
Все расскажу, все. А в хату надо зайти, перевязку сделать. К тому же одежда, глянь, вся обгорела.
Маманя, - обратилась Прасковья Ивановна к старушке, когда подошли к дому, - достань Степановы вещи.
Может, останешься у нас, спрячем, - предложила хозяйка.
Нельзя, - ответил летчик, - немцы все равно найдут, тогда и вам конец. Не пощадят!
Как знаешь… А переждать лучше всего в оврагах, там заросли такие, что человека не видно. Да и немцы на бугре не показываются. С того берега наши постреливают.
Спасибо, хозяюшка, - поблагодарил летчик Прасковью на прощание и, хромая, медленно пошел указанной дорогой.
За что же? - удивилась женщина. - Вы же свои, родные!
Прошло с полчаса, проснулись детишки. Прасковья Ивановна торопилась, надо было уходить. И в это время затрещали мотоциклы. Приехали фашисты. Они издали смотрели на самолет (подходить боялись: рвались патроны) и о чем-то переговаривались. Потом один из них на ломаном русском языке спросил:
Матка, куда есть русски летшик?
Не знаю, - развела руками женщина.
Немцы, о чем-то посовещавшись, сели на мотоциклы и укатили.
Пронесло, господи, - перекрестилась старуха. - Ты, дочка, поспешай, не дай бог опять супостаты вернутся.
Вскоре семеро ребятишек и две женщины вышли из дома. Но за углом их остановил грозный окрик: «Хальт!» Прямо к ним направлялась группа гитлеровцев. Впереди шли два солдата с автоматами, на поводу они держали огромную овчарку. Офицер шагал с пистолетом в руке чуть поодаль.
Сашу в селе мальчишки считали парнем неробким. Местных собак он не боялся. Но при виде этой овчарки, которая шла прямо на него, невольно попятился назад. И остальные ребятишки быстро спрятались за спину матери. Маленькая Нина заревела. Держась за подол бабушки, захныкал шестилетний Коля. Солдаты остановились, держа наготове автоматы.
Офицер говорил по-русски:
Куда спрятались русские летчики?
Я никого не видела, - спокойно ответила женщина.
По глазам вижу, что врешь! - продолжал офицер. - Придется самим поискать.
И он приказал спустить собаку. Солдат направился к тому месту, где час назад у горящего самолета стояли женщины, и отстегнул поводок. Овчарка сделала полукруг, взяла след, довела его до хаты и закружилась у порога.
Что ж, поищем в другом месте, - будто про себя заметил офицер и снова обратился к солдатам. Один из них подошел к двенадцатилетнему Саше и, наставив автомат, проговорил:
Комм, бистро!
Саша оглянулся на мать, нечего не понимая.
А ну, ты, скотина! - выкрикнул офицер. - Шевелись!
Подталкиваемый в спину автоматом, Саша полез на чердак. За ним следовал немец. Бледная, как полотно, мать, выронив узлы, тревожно следила за сыном. Немцы обшарили все ближайшие дома, но ничего не нашли.
Не скажешь, перестреляем всех твоих щенков, - пригрозил офицер. - Молчишь? Ну, ладно, подождем. Нам торопиться некуда. Придется поговорить в другой обстановке. - И он, указав пальцем на Сашу, что-то бросил своим подчиненным.
Солдат бесцеремонно схватил мальчугана за воротник. Саша заплакал. Мать бросилась к нему, но в грудь ей уперлось дуло автомата.
Пусть твой отпрыск посидит в подвале, пока мы тут потолкуем… - злорадствовал фашист.
В их хате подвала не было, и мальчишку заперли в темном чулане, в сенях, где хранились домашние пожитки. Солдат, который привел его сюда, проверив на прочность запоры, прикрыл дверь и стал расхаживать около хаты.
Мальчик отчетливо слышал шаги часового. Его мысли были заняты тем, как выбраться из этого заточения. Он вспомнил, что раньше, играя в прятки, они с ребятами иногда забирались в чулан через небольшую дыру в углу у самого земляного пола.
Саша в темноте нащупал дверь и на коленях пополз в левый угол. Там оказалась кадка, заваленная всяким хламом. Попробовал сдвинуть ее - не получилось, силенок не хватало. Он стал лихорадочно выбрасывать из кадки вещи, и, когда она опустела, откатил ее немного в сторону. С трудом протиснулся под бревно, вылез в сени. Сквозь щели в двери пробивался солнечный свет. После темного чулана здесь было почти светло. Потом он выполз из сеней через вторую дверь (ее впопыхах фашисты не заметили) и ползком добрался до хаты тетки (родной сестры его матери), влез на потолок, прокопал соломенную крышу. Через щель он видел и слышал все, что происходило у его хаты.
Дети мои, убегайте! - говорила Прасковья Ивановна, когда фашисты зашли в сени искать мальчишку, которого они заперли в чулане.
Ребятишки уже не плакали, они, как испуганная стайка цыплят, жались к своей матери.
Егорка! Беги скорей! - обратилась она к племяннику.
Саша увидел, как Егорка схватил за руку пятилетнюю Полю и скрылся за углом.
По оврагу они добрались до колодца. Здесь Поля заупрямилась.
Не пойду без мамки, - разревелась она.
Саша видел, как офицер вышел из хаты. В руках он держал обгорелый шлем. Впопыхах Прасковья Ивановна забыла его спрятать. Заметив шлем, она побледнела, а офицер с перекошенным от злобы лицом прошипел:
Узнаешь? Говори, если жить хочешь…
Не видела я никого, ничего не знаю, - отвечала Прасковья Ивановна.
Фашист рукояткой пистолета ударил ее в лицо. Она упала. Из рассеченной раны заструилась кровь.
Саша невольно вскрикнул и, испугавшись, прикусил язык, чтобы не разреветься от бессилия. Перед глазами все время была мать с окровавленным лицом и долговязый фашист с пистолетом в руке. Когда Прасковья Ивановна пришла в сознание, фашист продолжал допрос.
Теперь вспомнила? - допытывался он.
Но Прасковья Ивановна молчала. Только карие глаза ее были переполнены ненавистью. Офицер подал знак рукой, и солдат отпустил поводок. Овчарка зарычала и кинулась на беззащитную женщину…
Солдаты отливали Прасковью Ивановну холодной водой. Офицер нервно курил сигарету. Наконец, она открыла глаза. Ей казалось, что грудь кто-то охватил горячим обручем. Превозмогая боль, Прасковья Ивановна села.
Как самочувствие? - издевался фашист. - Скоро язык развяжется?
Хоть убейте, ничего не скажу!
Посмотрим, какие ты сейчас песни запоешь, - пригрозил офицер и велел солдату привести из хаты мальчишку. Солдат быстро вернулся один, что-то растерянно объясняя на ходу.
Удрал, щенок! Далеко не уйдет! - выругался офицер и приказал спустить собаку.
…Поля сидела у колодца, плакала и смотрела в сторону дома, ожидая мать. Но вместо нее она увидела страшную собаку, которая бежала большими прыжками. Девочку охватил ужас. Она попыталась встать, но овчарка, налетев, сбила ее с ног.
Ма-а-а! Ма-а-а! - раздался на всю округу пронзительный крик и… оборвался, как струна.
Саша понял, что с сестренкой случилась непоправимая беда. Откуда было ему знать, что посланная за ним вдогонку собака пошла по следу сестренки и брата.
Мать вскочила на ноги. Ей не надо было ничего объяснять.
Доченька, кровинушка моя, что с тобой ироды сделали! - зарыдала Прасковья Ивановна, закрыв лицо руками.
Дошло? То-то! - улыбался фашист. - Теперь все скажешь?
Будьте вы трижды прокляты, изверги! - сквозь слезы крикнула Прасковья.
Молчать! - заорал офицер. - Раздавлю, как тараканов! Если скажешь, где летчик, будешь жить. Нет - всем капут!
Мысли тяжелым молотом стучали в голове Прасковьи Ивановны. Заработать жизнь предательством! Выдать тех, кто защищает Родину! А как потом смотреть в глаза людям?
Ну что? Вспомнила? - лютовал офицер. - Нет? Мы сейчас поможем.
По его приказанию солдат бросился к старухе, вырвал из рук малолетнюю Нину. Девочка отчаянно болтала ногами и кричала, захлебываясь. Солдат поставил ее на ноги недалеко от матери. Девочка засеменила опять к бабушке. Окровавленную мать она не узнавала. И когда поравнялась со вторым солдатом, он ударил малютку прикладом в висок. Нина упала, даже не вскрикнув.
Какие силы нужны были, чтобы выдержать эти страшные пытки?! Прасковья Ивановна, обессиленная, измученная физически, несколько раз теряла сознание, но холодная вода приводила ее в чувство. Взбешенный фашист распорядился всех сбросить в погреб. Голосила старуха мать, плакали оставшиеся в живых ребята.
Дети мои, простите меня! - причитала Прасковья Ивановна.
Над творилом стояли немцы, держа автоматы наизготовку. Стреляли они не торопясь, с расчетом. Вот оборвался плач восьмилетней Анюты. Она свалилась у кадки, прошитая свинцовой очередью. За нею умолк племянник Толя. Бабушка, как сидела, да так и застыла.
Вверху появилось ненавистное лицо фашиста.
Может, одумалась, скажешь? Оставим одного щенка для развода.
Но Коля был уже мертв. Он скончался от разрыва сердца.
Палачи! - собравшись с силами, плюнула в лицо врагу Прасковья. - Всех не перестреляете! За все расплатитесь сполна! За все!
В бессильной злобе гитлеровский офицер разрядил в нее свой пистолет.
Из справки управления Комитета госбезопасности по Воронежской области:
«…Немцы вновь и вновь допрашивали Щеголеву и ее детей о месте укрытия летчиков, но никто из них летчиков не выдал. Щеголева стояла на своем, заявив, что ничего не знает. Рассвирепев, немцы стали Щеголеву и ее детей избивать и травить овчарками, которые их рвали в клочья, но этот садизм не дал положительного результата.
Фашисты учинили над Щеголевой, ее матерью и шестью малолетними детьми зверскую расправу. Прежде чем расстрелять, они натравили на них собак, которые искусали их, изорвали в клочья. (При этом у Щеголевой были выбиты зубы и оторваны груди), а затем они были сброшены в погреб и расстреляны. Это произошло 15 сентября 1942 годы. В этой могиле похоронены семь человек.
Майор В. Мартыненко».
Людская молва, как волна, распространяется быстро во все стороны. Через много лет дошла весть о событиях в селе Семилуки, что под Воронежем, и до поселка Дубовое озеро в Башкирии, где после войны жил и работал лесничим Михаил Тихонович Мальцев. В ноябре 1960 года о событиях, которые произошли в селе Семилуки, в районной газете была напечатана целая страница под заголовком «Сильнее смерти». Материал, как бомба, взорвал общественное мнение. Редакция ежедневно получала много писем с откликом. В район зачастили корреспонденты областной и центральной печати. Газета «Советская Россия» опубликовала материал своего собкора А. Пятунина, в котором рассказывалось о трагической судьбе семьи Щеголевых. Михаил Тихонович выписывал эту газету. Ее читали все члены семьи. Однажды, вернувшись из командировки, старшая дочь, подавая газету отцу, сказала:
Папа, прочитай! Не о тебе ли тут пишут?
Он прочитал и… побледнел. В глазах навернулись слезы.
Папочка? Тебе плохо? - забеспокоилась дочь.
Ничего, доченька, пройдет, - ответил отец и глубоко задумался.
Он никогда не забывал тот день, когда его самолет фашисты сбили в небе над Семилуками.
Летчик в статье только упоминается. А вот что из-за него фашисты расстреляли всю семью, Михаила Тихоновича потрясло до глубины души.
За что детей-то убивать? За что? Уж лучше бы меня расстреляли, - терзался Мальцев.
Немного успокоившись, он написал письмо в редакцию. Вскоре пришел ответ из… Воронежа. В нем сообщалось, что его давно разыскивают труженики колхоза «Семилукский». А потом он получил приглашение из этого колхоза приехать на празднование 30-летия Победы и открытие памятника Прасковье Щеголевой.
…С волнением Михаил Тихонович спускался по трапу самолета в воронежском аэропорту. Не покидала мысль, как он будет добираться до Семилук, как его встретят жители, что он им скажет. Но все оказалось проще. Встреча состоялась тут же, у трапа самолета. Сюда приехала целая делегация: председатель колхоза Григорий Антонович Скляров, Александр Степанович Щеголев, девушки с цветами.
Солнце катилось к закату, когда они подъехали к переправе. Здесь на пару минут остановились. Тогда, в тот трагический день, голубую ленту Дона Мальцев видел сверху, а теперь - вблизи, в спокойной обстановке. Отсюда, через пойму, хорошо просматривался высокий холмистый правый берег Дона. Мальцев довольно точно определил место «приземления» своего штурмовика…
Заехали на минуту на семейную могилу. Мальцев опустился на колени и заплакал, по-мужски, навзрыд: «Прости меня, Прасковья, простите, дети!»
По русскому обычаю, колхозники встретили гостя хлебом и солью, стол накрыли в доме знатного бригадира Егора Кузьмича Стрыгина. На встречу пригласили передовиков производства. Первый тост поднял председатель колхоза, потом гостя приветствовали другие. Ужин затянулся до глубокой ночи, слушали Михаила Тихоновича Мальцева.
Вот как запомнил тот злополучный день и что последовало за ним сам Михаил Тихонович. Полк штурмовиков Ил-2 располагался недалеко от Воронежа. Линия фронта проходила в основном по Дону. В селе Подгорное, рядом с которым располагался аэродром, были наши, в Семилуках, напротив, фашисты. На задание вылетело три самолета. Летчикам предстояло разведать, какие силы немцы сосредоточили в районе Семилук, и уничтожить там скопление бронетехники и артиллерии.
Последние бомбы положил точно в цель, - вспоминает Мальцев. - Видел, как рвутся они в скоплении бронетехники, как переворачиваются и горят машины, бегают вокруг солдаты. Открыл по ним огонь из пулемета. Вокруг самолета то справа, то слева рвались снаряды. И вдруг жаркое пламя обожгло лицо, снаряд попал в мотор. Самолет загорелся и начал скользить вниз, высотометр показывал меньше ста метров до земли, прыгать с парашютом было бесполезно. Это был последний заход на бомбежку, и я сделал полукруг, взяв курс на восток, дотянуть до Подгорного на такой высоте было невозможно. Сознание работало быстро и четко. Впереди виднелась голубая лента реки, а перед ней - высокий холмистый правый берег реки, изрезанный балками и буераками. Интуитивно направил быстро падающую машину на косогор, уходящий к реке. Глухой удар о землю, и я потерял сознание.
Пришел в себя от нестерпимого жара. Пламя обжигало лицо, горел комбинезон. Слышались женские голоса, кто-то пытался открыть фонарь. В кабине оставаться было нельзя. В баке оставалось горючее, самолет мог взорваться. Попытался открыть фонарь, с первого раза не получилось. Видно при ударе о землю его заклинило. Превозмогая жгучую боль, обеими ногами уперся в пол кабины и, что было сил, пытаюсь открыть фонарь. Огонь тушили женщины и дети.
Как помнится тогда, в 1942-м, женщины подсказали мне, где можно пересидеть до ночи, а затем попробовать незаметно перебраться на левый берег Дона, к своим. По узкой тропинке кое-как доковылял до колодца. А дальше вверх по крутому склону, иногда на четвереньках, иногда ползком, но все-таки выбрался наверх, к огородам. Болела нога, во рту кровь, почти откусил язык, лицо горело от ожогов. Сил никаких. Ни встать, ни сесть. Вскоре потерял сознание. Пришел в себя во второй половине дня. Вроде немного отдохнул, боли притупились. Привстал на колени, чтоб маленько оглядеться. Передо мною, метрах в 50-ти, на отшибе стояла хатенка с двумя небольшими оконцами, крытая соломой. Рядом плетеный из хвороста сарай. Во дворе чем-то занималась молодая женщина. Ей помогали мальчик и девочка. Живности никакой не видно. Подумалось, что немцы всех кур перестреляли. Что-что, а курица у крестьянина всегда есть. Одолевала мысль: «Что делать?» Одна была надежда - переправиться через Дон, там, глядишь, и до своих доберусь. Так в раздумьях встретил вечер.
В сумерках кое-как добрался до Дона. Берег оказался крутой, стенкой опускался до самой воды. К воде не подобраться. Взошла луна. Стала просматриваться серая лента воды и довольно далеко левый берег реки. Бросив в воду попавшуюся под руку хворостинку, увидел, что она довольно быстро скрылась из вида. Значит течение здесь быстрое. Не одолеть мне этой водной преграды. К тому же в наших местах вблизи речки не было, плавал я неважно. Пришлось возвращаться на старое место. Добрался до сарая, который видел днем. Дверь была открыта, и внутри оказалось сено. Забравшись в угол на мягкую подстилку, уставший и обессиленный, мгновенно уснул.
Разбудили детские голоса. Через щели в плетне разглядел детей, которые в огороде собирали помидоры. Рядом находилась мать, женщина лет тридцати. Решил выйти. Деваться-то все равно некуда. Авось, думаю, помогут - свои же люди. Мое появление вызвало переполох. Вид у меня был, наверное, ужасный. Дети перепугались. Женщина с любопытством, но настороженно рассматривала меня и молчала.
Не выдадите? - спрашиваю.
Мальчик ответил первым.
Не выдадим! Честное пионерское!
А ты, пионер, помалкивай, - одернула его мать. - Был пионер, и нет его… Понял?
Мальчик притих, а женщина спрашивает:
А ты летчик?
Да, летчик. Вчера фашисты самолет подбили. Прошу, помогите.
Чего захотел! Под расстрел подводишь! Немцы со вчерашнего дня тебя ищут. Двух красноармейцев расстреляли и семерых сельских жителей. А ты просишь помочь.
Как знаешь. У каждого человека своя воля, свои убеждения.
Тебе нужно идти в комендатуру. И для тебя, и для нас будет лучше.
В какую комендатуру? - спрашиваю.
Знамо дело - в немецкую. Она тут недалеко.
Немного подумав, продолжала:
Пошутила я. Не выдам. Что-нибудь придумаем. А сейчас поешь маленько. Поди, голодный.
Вы мне лучше воды дайте - внутри горит все, пить очень хочется.
Кружку воды, которую принес мальчик, выпил залпом. Немного полегчало. Женщина подала два бурых помидора и картофелину в кожуре. Этот гостинец проглотил, не разжевывая.
А ты, пожалуй, посиди в сарае, - сказала она. - Неровен час, кто-нибудь зайти может. Как помочь тебе - вот вопрос.
Верить или не верить этой женщине? Немного успокоившись, вынул из кармана пистолет, снял с предохранителя и положил его под голову. На всякий случай. И в раздумьях задремал. Проснулся от резкой боли в ноге и на лице. Два дюжих немца навалились на меня, третий стоял в дверном проеме с пистолетом в руках. Скрутили мне руки и потащили в Ендовище. А в сторонке стояла женщина, которая обещала мне помочь, провожала меня безразличным взглядом.
Приволокли в Ендовище. Допрашивал офицер несколько раз. Не получил нужных сведений. Били до потери сознания, отливали холодной водой и снова допрашивали. Отсюда начинается моя длинная дорога в плен. Пытался несколько раз бежать. Ловили, избивали до полусмерти. В концлагере № 57 под Эссеном работал на угольной шахте. Мой лагерный номер был 100066. В конце войны во время бомбежки, когда в лагере была неразбериха, группа пленных совершила побег, среди них был и я. Два дня прятался в лесу до прихода наших войск. В отделе контрразведки 3-го Украинского фронта подробно рассказал о себе. Мне поверили.
А ты узнал бы сейчас женщину, которая сдала тебя немцам? - спросил кто-то. - Ведь столько лет прошло.
Конечно, узнаю. Такое не забывается.
Это Наталья Мисарева, - вставил бригадир. - О ее поступке все село знает. Ведь шила в мешке не утаишь. Люди осуждают ее, живет она одиноко.
На второй день председатель колхоза, бригадир и гость поехали в поле, где женщины сажали лук. Это рядом с селом Ендовище. Машина остановилась у дома из красного кирпича. Мальцев узнал это место. Здесь его допрашивали тогда, в далеком 1942 году.
Женщины работали группами. В каждом звене несколько человек. Среди них была и Наталья Мисарева. Председатель и бригадир предложили Мальцеву самому побеседовать с женщинами. Он подошел к одной группе, поздоровался и пошел дальше. Женщины бросили работу и с любопытством смотрели на незнакомого человека, который, как им показалось, кого-то ищет. В третьем звене Мальцев направился к женщине, которая работала в сторонке от остальных, и остановился перед ней. Женщина посмотрела на него и побледнела. Руки невольно опустились, из фартука лук высыпался на землю. Мальцев про себя отметил: очень постарела, в волосах появились седина, на лбу и щеках - мелкая сетка морщин, в карих глазах - испуг и удивление. Это была Наталья Мисарева.
Узнаешь? - спросил Мальцев.
Виновата я. Прости, - ответила Наталья. - За детей боялась.
Я, может, и простил бы, - ответил Мальцев. - Но простят ли тебя люди, односельчане?..
Мальцев повернулся и пошел к ожидавшим его руководителям колхоза. Наталья так и стояла с опущенными руками, провожая взглядом непрошенного гостя. Бросили работу и другие женщины. Они еще ничего не знали, кто этот странный человек и что его здесь, в поле, интересует.
Празднично одетые семилукцы спешили на окраину села к дому, где жила когда-то Прасковья Ивановна Щеголева. Ее жизненный путь начинался здесь, в селе, на глазах у всех и героически оборвался на пороге родного дома. А в тот день люди собрались, чтобы склонить головы перед памятью о подвиге мужественной женщины.
Митинг открыл председатель колхоза. Подвиг Прасковьи Ивановны он сравнил с яркими страницами всенародной борьбы с фашизмом. Секретарь райкома партии И.Ф. Юшин зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР. За проявленные героизм и мужество Прасковья Ивановна Щеголева была посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени, а ее сын Александр - медалью «За отвагу».
Покрывало с памятника было доверено снять Михаилу Тихоновичу Мальцеву. Его волнение понятно всем. Белое полотно спало к подножию монумента, на собравшихся с портрета спокойно смотрела Прасковья Ивановна. Ниже портрета золотом были написаны слова: «Щеголева Прасковья Ивановна. 25.VI. 1907 - 15.IX. 1942. Здесь геройски погибла от рук фашистов и похоронена семья П.И. Щеголевой. Они пожертвовали жизнью, спасая советского летчика Мальцева М.Т.»
Михаил Тихонович преклонил перед памятником голову. По его щекам катились слезы. Плакали и многие односельчане, знавшие Прасковью Ивановну и ее семью и не знавшие. Все отдавали ей почести и народное признание за ее великий, мученический и святой подвиг.
…В очередной раз я встретился с семьей Александра Щеголева, теперь уже Александра Степановича, в начале 1980-х. Это было уже не в той избушке, на крышу которой мы когда-то «выбивали» шифер. В новом, добротном, просторном доме жила большая семья. В комнатах бегают дети. Их много.
Сколько их у вас, - спрашиваю.
Двенадцать вырастил, - отвечает хозяин. - Целая футбольная команда! Нас у матери было шестеро, у бабушки - двенадцать. Роду Щеголевых на земле быть! На века!
В семидесятых годах прошлого века, когда я работал в обкоме партии и курировал печать, радио, телевидение, издательства и творческие союзы, вместе с правлением Союза журналистов СССР, правлением областной журналистской организации мы регулярно проводил всесоюзные научно-практические конференции по проблемам развития журналистики. Одна из них была особенно представительной, когда в Воронеже собрались партийные работники и журналисты из Москвы, Ленинграда, всех союзных республик, областей и автономных республик западной части России.
Из отдела пропаганды ЦК партии в конференции участвовали ответственные работники: Леонид Кравченко - журналист, впоследствии возглавлявший государственный комитет по телевидению и радиовещанию, и Евгений Велтистов - профессиональный писатель. С ними я был хорошо знаком по работе. А эта конференция и вовсе сблизила нас, и со временем мы действительно стали друзьями. Встречались регулярно, как в Москве, так и в Воронеже у меня на квартире. Отношения были доверительными. В моей личной библиотеке собрались все книги Евгения Велтистова с его автографами. И вот однажды, когда Евгений вручал мне свою очередную книжку с автографом, я рассказал ему о трагической судьбе семьи Прасковьи Щеголевой.
Евгений попросил меня рассказать об этом подробнее, включил для записи карманный японский диктофон. Потом сказал:
Попробую что-нибудь написать, если ты не возражаешь.
Велтистов выполнил свое обещание. Он по-новому осмыслил переданные ему публикации и написал повесть под названием «Прасковья». Эту небольшую книжку он мне подарил с автографом «Георгию Федотовичу Струкову, первооткрывателю, герою этой книги с благодарностью. Е. Велтистов».
«После окончания МГУ я работал заместителем редактора в районной газете в городе Семилуки. Это совсем недалеко от Воронежа - на три, как говорится, сигаретных затяжки, если идти быстрым шагом…»
Такой прием у писателей имеет место быть. Велтистов как-то по-новому подал первоначальный материал, нашел новые факты, которыми я не располагал. Документальная повесть получилась художественно обобщенной, доказательной. Был создан впечатляющий образ простой русской женщины в трагической ситуации, когда она жертвует своей жизнью и жизнью детей ради интересов Родины, ради победы. Можно предположить, что, находясь, как говорят, на пороге могилы, подсознательно она вспоминала и о муже, который ушел фронт.
Первоначально повесть «Прасковья» была напечатана в журнале «Юность», в нашей областной молодежной газете «Молодой коммунар», прозвучала в передачах всесоюзного радио. Быстро разошелся и тираж книги. В редакции журнала, газеты, издательства пришло много писем читателей и радиослушателей.
Очень эмоционально восприняли эту историю молодые люди.
«Я живу в городе Семилуки, недалеко от села, где произошла трагедия, - написала в своем письме студентка Воронежского пединститута Вера Самсонова. - С детства мне знакома судьба Прасковьи Ивановны Щеголевой, и в школе, когда я писала сочинения о войне, я писала о подвиге простой русской женщины. Люди помнят, как 9 мая 1965 года был открыт на могиле обелиск; там выступал летчик Мальцев, спасенный Щеголевой. В этом году я буду проходить педагогическую практику в семилукской средней школе № 2, и мне бы очень хотелось еще раз напомнить детям на примере П.И. Щеголевой о подвиге русского народа».
«Мне 18 лет, - пишет Елена Чистова (Ростовская область). - Я не видела войны, но знаю по книгам и рассказам односельчан о страшном времени. Я твердо знаю, какими словами должны мы сегодня отозваться на подвиг советского солдата, таких женщин, как Прасковья Щеголева, в годы Великой Отечественной войны: это - мужество, стойкость, преданность, вера в будущее и любовь к Родине!»
«Сколько еще таких могил - и в поле, и в лесах, и в оврагах с похороненными неизвестными героями. Надо вспоминать всех - и знакомых, и незнакомых, отдавших жизнь за счастье современного поколения, - отзывается Анастасия Пантелеевна Руденко (г. Брянск). - Об этом надо писать и писать…»
Прокофий Родионович Савин из Липецка сообщает: «Начал войну на Волоколамском шоссе. Дошел до Берлина. Думаю летом обязательно съездить в Семилуки - на могилу Прасковьи…»
По-моему, общую мысль многих откликов передают строки письма Ю.П. Короткова из Смоленска: «Я, убеленный сединами ветеран Великой Отечественной, слушал о Прасковье по радио, и ком стоял в горле, слезы сами лились из глаз, несколько дней был под впечатлением этого рассказа… Пусть все помнят, какой ценой досталась нам эта Победа…»
Люди помнят Прасковью. И знают цену Победе.
——————————————
Георгий Федотович Струков родился в 1927 году в селе Старая Ведуга Семилукского района. Участник Великой Отечественной войны. Кандидат исторических наук. Работал редактором районных газет Воронежской области, председателем Воронежского областного телерадиокомитета. В Воронежском обкоме КПСС курировал местную прессу. Автор нескольких книг публицистики. Живет в Воронеже.
Подвиг народа
В жизни всегда есть место подвигу. В воронежских Семилуках жила перед войной семья Щеголевых: Степан Егорович, его жена Прасковья Ивановна и шестеро их детей.
Война нарушила спокойное течение жизни - осенью 1941 г. Степан Щеголев ушел на фронт. Когда фашисты вошли в Семилуки, они выгнали из села всех жителей. Прасковья с детьми и матерью жила в с. Ендовище, у чужих людей. Из-за голода Прасковья решила вернуться в родное село, чтобы собрать картошку. Она отправилась туда с матерью и детьми. Не взяла только Татьяну, старшую дочь. Дошли благополучно, накопали картошки, возвращаться в Ендовище собрались утром. Чтобы не попасться на глаза немцам, ночевали в погребе.
Они уже собрались уходить из дома, когда увидели падающий самолет. Грозная горящая машина со звездами на крыльях рухнула посреди огорода. Прасковья с матерью помогли летчику Михаилу Мальцеву выбраться из кабины и привели в свою избу.
Приближались немцы. Прасковья указала Мальцеву путь к оврагу через сад.
Но сами Щеголевы уйти не успели. Детям Прасковья строго-настрого приказала молчать о том, что случилось, отвечала сама: «Я не знаю. Я не видела».
Рассвирепевшие немцы взяли двенадцатилетнего сына Александра, завели в дом и, угрожая расстрелом матери, пытались добиться, где находится летчик. Не добившись этого, избили его.
Над семьей Щеголевых гитлеровцы учинили зверскую расправу - зверски избили, затравили собаками (у Прасковьи была выбита челюсть и оторваны груди), расстреляли и сбросили в погреб. Погибли Прасковья Ивановна (35 лет), ее мать Наталья Степановна (70 лет), Анна (9 лет), Полина (7 лет) два Николая - сын и племянник (5 и 6 лет), Нина (2-х лет).
Александру удалось сбежать с места расправы. Правительство наградило его медалью «За отвагу». Прасковья была награждена орденом Отечественной войны I степени.
О том, что случилось с его семьей Степан Егорович не узнал, он погиб в бою в Тверской области 27 декабря 1942 г.
Летчика Михаил Мальцев, укрывшегося в одном из домов, на следующий день обнаружила Наталья Мис...ва, и выдала оккупантам. Он был в заключении в концлагере под Эссеном.
Гибель родных наложила свой отпечаток на судьбу старшего сына Прасковьи. Вместе с женой Марией они воспитали двенадцать детей. Значит, роду стоять на земле. Значит, не осталось незамеченным жертвоприношение Прасковьи.
В таких случаях невольно задумаешься: а ведь есть она, вселенская справедливость, и Бог, который воздает по заслугам - тоже есть.
У Натальи Мис...вой, выдавшей фашистам советского летчика, не было семьи и детей, она пристрастилась к спиртному и умерла в пьяном угаре, захлебнувшись рвотными массами. Может быть, это и был приговор Высшего Суда, не на небе даже, а здесь — на земле?
Прасковья Щеголева была не одинока в своем подвиге: в центре села Никольское-на-Еманче под Воронежем стоит памятник селянам, погибшим в годы войны в образе Василисы Асташовой и ее младшего сына. Она была расстреляна у стен храма 5 июля 1942 г. гитлеровцами вместе со своими детьми: Екатериной (24-х лет), Григорием (14 лет), Петром (12 лет), Николаем (10 лет), за укрывательство раненого советского бойца.
О подвигах Прасковьи Щеголевой и Василисы Асташовой люди помнят по сей день. Он увековечен и в книжках, и в историях односельчан, и в камне обелиска, и в самих потомках Прасковьи.
Вечная слава простым святым русским женщинам и их детям, павшим за честь и независимость нашего народа!
Есть под Воронежем небольшой городок под названием Семилуки. Раскинулся он на высоком правобережье Дона, в красивом месте. Издревле здесь селились люди. В годы войны, в июле 1942 года, когда фашистские полчища рвались через Дон к Воронежу и далее, на Сталинград, под Семилуками, где имелся мост через Дон, и в окрестностях развернулись ожесточённые оборонительные бои.
Однако, сегодня рассказ пойдёт о русской женщине по имени Прасковья. Внизу, у подошвы высоченной и крутобокой холмистой гряды некогда стоял дом Прасковьи, где жила она с мужем - Степаном Егоровичем и шестью детишками. Хорошая земля на заливных донских лугах, чернозём жирный, плодородный. Кажется, вкопай в эту землю палку и та вырастет, даст ростки.
Так бы и жила в согласии да любви семья Щеголевых, если б не проклятая война. Осенью 1941 года Степан Щеголев ушел на фронт. Прасковья Ивановна осталась с детишками одна. Воронежцы не верили, что враг доберётся и до них, однако, в июле 1942 артиллерийская канонада становилась все громче и громче. По дороге из Нижнедевицка немецкие войска устремились к переправам через Дон. Когда фашисты вошли в Семилуки, всех жителей выгнали из села. Неподалеку, в селе Хохол организовали концлагерь, стали повсеместно наводить " новый порядок". За любую провинность жестоко карали. Вдоль правобережья фашисты строили укрепления, патрули вылавливали красноармейцев, выходивших из окружения, местных жителей угоняли на принудительные работы.
Прасковья с детьми и матерью ушли жить в с. Ендовище, подальше от греха. Уже в сентябре стало понятно, что немцы не позволят вернуться домой и зимовать придётся у чужих людей. А чем кормить детишек, если фашисты обобрали всех, угнали скотину, переловили всех кур? Вот Прасковья и решила вернуться в родное село, чтобы собрать на огороде урожай картошки. Хоть что- то будет на пропитание. Пошла она туда с матерью и детьми. Не взяла только старшую дочь Татьяну, побоялась что немцы заметят девушку. Шли знакомыми тропинками, обходя посты. Наконец благополучно добрались до огорода, накопали картошки и решили возвращаться в Ендовище утром. Заночевали в погребе, чтобы не выдать себя патрулям.
Утром 15 сентября 1942 года, когда уже тронулись в путь, увидели падающий советский самолёт, который с трудом приземлился на огородах. Прасковья успела добежать до машины, помогла раненному летчику вылезти и указала на овраг, где можно было укрыться. А немцы уже бежали к советскому самолету. Прятаться Прасковье с детишками было уже поздно. Детям Прасковья строго-настрого приказала молчать. Сначала фашисты пытались узнать о летчике по доброму, но Прасковья на все вопросы отвечала отрицательно, мол ничего не видела и не знаю куда делся лётчик. Картошку копали, не до самолета было. Фашисты рассвирепели, взяли двенадцатилетнего сына Александра, завели в дом, угрожали, а затем жестоко избили. Окровавленное тело мальчонки бросили в сарай. Потом настал черёд для пыток над другими детьми и старухой-матерью.... Не добившись ничего, на обессиленных людей натравили собак и только потом всех расстреляли, сбросив тела в тот самый погреб. Так и погибли Прасковья Ивановна (35 лет), ее мать - Наталья Степановна (70 лет), Анна (9 лет), Полина (7 лет) и два Николая - сын и племянник (5 и 6 лет), Нина (2-х лет). Сынишке Сашке чудом удалось сбежать из сарая и укрыться в высокой траве.
О том, что случилось с его семьей Степан Егорович не узнал, он погиб в бою в Тверской области 27 декабря 1942 г.
Летчику удалось скрыться, но на следующий день его увидела местная жительница - Наталья М. и выдала оккупантам. После допроса он оказался в заключении в концлагере под Эссеном. Пережив почти трёхлетний плен, лётчик был освобождён советскими войсками в 1945 году. После войны он вернулся в родные башкирские леса и устроился работать в одном из лесничеств. Женился, родил трёх детей. Шли годы, в середине 60-х годов, благодаря писателю и исследователю войны Сергею Сергеевичу Смирнову, журналистам-фронтовикам стали открываться малоизвестные страницы войны. В газетах и на телевидении стали рассказывать о подвигах и героических поступках. Воронежские журналисты узнали о подвиге Прасковьи Ивановны Щеголевой, рассказали об этом людям. В Семилуки стали приезжать журналисты центральных газет... Вот так один из выпусков газеты "Советской России" оказался в Башкирии, в руках Татьяны, старшей дочери летчика Михаила Тихоновича Мальцева. До этого момента Михаил ничего не знал о женщине, которая спасла его. Рассказ о ее подвиге и гибели семьи глубоко потряс его. В 1965 году М.Т. Мальцев приехал в Семилуки. Долго лежал, плача, на могиле Прасковьи и ее детишек...
Потом довелось ему повстречаться и с той самой Натальей М., что выдала его фашистам... Люди отвернулись от нее, не простили предательства.
За совершенный подвиг Прасковья Ивановна Щеголева посмертно награждена орденом Отечественной войны I-й степени. На месте гибели семьи в середине 60-х годов был установлен памятник. Гибель родных наложила свой отпечаток на судьбу старшего сына Прасковьи. Вместе с женой Марией они воспитали двенадцать детей...
Рассказ о подвиге Прасковьи стало сюжетом для документальной повести Е. Велтистова "Прасковья". Поэт М. Исаковский посвятил этой мужественной женщине свою песню "Прасковья", которую очень душевно исполнял Марк Бернес.
Враги сожгли родную хату
Сгубили всю его семью
Куда ж теперь идти солдату
Кому нести печаль свою
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок
Стоит солдат и словно комья
Застряли в горле у него
Сказал солдат
Встречай Прасковья
Героя мужа своего
Готовь для гостя угощенье
Накрой в избе широкий стол
Свой день свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел
Никто солдату не ответил
Никто его не повстречал
И только теплый летний вечер
Траву могильную качал
Вздохнул солдат ремень поправил
Раскрыл мешок походный свой
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой
Не осуждай меня Прасковья
Что я пришел к тебе такой
Хотел я выпить за здоровье
А должен пить за упокой
Сойдутся вновь друзья подружки
Но не сойтись вовеки нам
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам
Он пил солдат слуга народа
И с болью в сердце говорил
Я шел к тебе четыре года
Я три державы покорил
Хмелел солдат слеза катилась
Слеза несбывшихся надежд
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт
На могиле Прасковьи Ивановны и ее семьи мне удалось побывать лет пять тому назад. Пришлось спускаться по тропинке с бугра, потом пролазить через заросли одичавшего сада. Наконец вышел к высокой гранитной стеле, на которой начертаны имена. Вверху была укреплена фотография обычной русской женщины. Только глаза ее смотрели на тебя строго и грустно... Я стоял молча и всё смотрел на фотографию... Попросил прощения за наше забытье, поклонился и ушел.
Прошли годы, а память об этой встрече все бередит мое сердце...
Имя землячки воронежцев Прасковьи Ивановны Щеголевой, совершившей в годы войны беспримерный подвиг, золотыми буквами вписано в летопись Великой Отечественной войны.
15 сентября 1942 года младший лейтенант авиационного полка Михаил Мальцев получил боевое задание:провести штурмовку вражеской техники, скопившейся в лесу у реки Дон, и вернуться на аэродром. Во время выполнения этого задания самолет Мальцева был подбит, упал на высокий холм и стремительно начал скользить на брюхе по крутому склону к реке… прямо в огород. В огороде находилась Прасковья Щеголева со своими детьми и матерью.Она пришла в свое родное село Семилуки, занятое фашистами, чтобы накопать картошки, собрать помидор и накормить ребятишек.
Самолет горел.
- Мама, дайте лопату! – велела Прасковья и тут же широким мужским махом начала кидать землю в огонь. Мальцев пришел в сознание,встал,открыл фонарь и спустился на землю. К нему подбежала женщина.
- Иди в хату! – указала она на дом.
- Где немцы? – спросил он.
- По всей деревне.
Действительно, отделения тайной полевой полиции обосновались в селе Девица
и на хуторе Севастьяновка, а отряды полевой жандармерии помимо этих сел находились и в совхозе «Семилукский», где дислоцировался штаб 7-го немецкого армейского корпуса.
А в это время фашисты с собаками бежали к горящему самолету.
- Куда мне деться? Прасковья указала за дом.
- Вот так по оврагу сейчас же и уходи. Он пополз.Щеголева предупредила детей ничего не говорить немцам, она сама будет им отвечать. Прасковья пока не знала, что ждет ее и детей, не предчувствовала близкого конца.
Как и следовало ожидать, через несколько минут к месту падения самолета прибыли немцы. О зверствах фашистов рассказал единственный спасшийся из семьи сын Александр (муж и отец Степан Егорович погиб на фронте).
Немцы начали допрашивать Щеголеву и детей о месте укрытия летчика, но никто из них летчика не выдал. Женщина стояла на своем, заявив, что ничего не знает. Рассвирепев,фашисты стали Щеголеву и ее детей избивать и травить овчарками, которые рвали их в клочья. Взрослые и дети молчали. Тогда немцы схватили 12-летнего Сашу, завели в пустой дом и, угрожая расстрелом его матери, пытались добиться у него, где спрятан летчик. Ничего не добившись, они избили его, сказав, что все будут расстреляны. Возвратившись во двор, еще раз учинили над Прасковьей, ее матерью и пятью малолетними детьми зверскую расправу: немец протянул к матери руку, рванул с ее груди Нину, одеяло раскрылось, девочка вывалилась на землю. Собак спустили с поводков… А затем все они были убиты:
Прасковья Ивановна (ей было 35 лет), ее мама, Аня – 9-ти лет (ее плюшевый жакетик был весь как решето от пуль), Полина – 7-ми, Нина, которой едва исполнилось два года. И два Николая (сын и племянник) 5 - 6-ти лет.
Саша испугался, услышав крики и выстрелы. Он сидел в запертом чулане. Вспомнил, что здесь есть узкий лаз. Через него и убежал, спрятался.
Память о таких людях, как Прасковья, незабываема…
Прасковья Ивановна Щеголева – рост выше среднего, лицо простое, скуластое, глаза карие, нос прямой, брови густые, серповидные. Взгляд внимательный, умный, в ямочках возле губ таится полуулыбка.Такой предстает перед нами эта русская женщина с одной единственной фотографии.
"Не осуждай меня,Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой".
Эти строчки поэт М. Исаковский посвятил мужественной и отважной женщине.
Описание подвига П. И. Щеголевой стало сюжетом документальной повести Е. Велтистова "Прасковья".
Спасенный летчик Михаил Тихонович Мальцев укрылся в одном из домов с. Семилуки. Ночью пытался переправиться через Дон, но его постигла неудача и пришлось возвратиться в свое укрытие. На следующий день он был случайно обнаружен местными жителями и позже выдан оккупантам одной из женщин.
Мальцев пережил плен и был освобожден Советскими войсками в 1945 году.
Жил и работал в Башкирии. За трудовые заслуги награжден орденом.
Неоднократно бывал в Семилуках на могиле Щеголевой.
В первый свой приезд встретил в поле и опознал женщину, которая выдала его немцам.
Был ли у Прасковьи выбор? Наверное, был. Она вместе с детьми могла бы убежать
до прихода немцев и спрятаться, а могла б совсем не подходить к горящему самолету, где без ее помощи наверняка бы сгорел летчик. Могла и выдать его, указав направление, куда он пошел прятаться. Смотришь, за это фашисты могли детям шоколадку дать или губную гармошку, а ей самой паек из суррогатных продуктов. Но Прасковья поступила так, как поступила, как подсказывала ей совесть. Прасковья Ивановна Щеголева награждена орденом Отечественной войны первой степени, Александр Степанович Щеголев – медалью "За отвагу"
