В 1458 г. предположительно купец Афанасий Никитин отправляется из родной Твери в Ширванскую землю (на территории теперешнего Азербайджана). У него с собой путевые грамоты от великого князя тверского Михаила Борисовича и от архиепископа Тверского Геннадия. С ним ещё купцы - всего идут на двух судах. Двигаются по Волге, мимо Клязьминского монастыря, проходят Углич и добираются до Костромы, находившейся во владениях Ивана III. Его наместник пропускает Афанасия далее.
Василий Панин, посол великого князя в Ширване, к которому Афанасий хотел присоединиться, уже прошёл вниз по Волге. Никитин ждёт две недели Хасан-бека - посла ширваншаха татарского. Едет он с кречетами «от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто». Вместе с послом они двигаются дальше.
В пути Афанасий делает записи о своём хождении за три моря: «первое море Дербентское (Каспийское), дарья Хвалисская; второе море - Индийское, дарья Гундустанская; третье море Чёрное, дарья Стамбульская» (дарья по-перс. - море).
Казань прошли без препятствий. Орду, Услан, Сарай и Берензань прошли благополучно. Купцов предупреждают, что караван подстерегают татары. Хасан-бек даёт подарки осведомителям, чтобы они провели их безопасным путём. Неверные подарки взяли, однако весть об их приближении подали. Татары настигли их в Богуне (на отмели в устье Волги). В перестрелке были убитые с обеих сторон. Меньшее судно, на котором была и поклажа Афанасия, разграблено. Большое судно дошло до моря и село на мель. И его тоже разграбили и четверых русских взяли в плен. Остальных отпустили «голыми головами в море». И они пошли, заплакав... Когда путники вышли на берег, и тут их взяли в плен.
В Дербенте Афанасий просит помощи у Василия Панина, который благополучно дошёл до Каспия, и Хасан-бека, чтоб заступились за людей, захваченных в плен, и вернули товары. После долгих хлопот людей отпускают, а больше ничего не возвращают. Считалось, то, что пришло с моря, - собственность владельца побережья. И разошлись они кто куда.
Иные остались в Шемахе, другие пошли работать в Баку. Афанасий же самостоятельно идёт в Дербент, затем в Баку, «где огонь горит неугасимый», из Баку за море - в Чапакур. Здесь он живёт полгода, месяц в Сари, месяц в Амале, о Рее он говорит, что здесь убили потомков Мухаммеда, от проклятия которого семьдесят городов разрушились. В Кашане он живёт месяц, месяц в Езде, где «домашний скот кормят финиками». Многие города он не называет, потому как «много ещё городов больших». Морем добирается до Ормуза на острове, где «море наступает на него всякий день по два раза» (впервые видит приливы и отливы), а солнечный жар может человека сжечь. Через месяц он, «после Пасхи в день Радуницы», направляется на таве (индийское судно без верхней палубы) «с конями за море Индийское». Доходят до Комбея, «где родится краска и лак» (основные продукты экспорта, кроме пряностей и тканей), а затем идут до Чаула.
У Афанасия ко всему, что касается торговли, живой интерес. Он изучает состояние рынка и досадует, что солгали ему: «говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец, да краска». Афанасий привёз жеребца «в Индийскую землю», за которого заплатил сто рублей. В Джуннаре хан отбирает у Афанасия жеребца, узнав, что купец не мусульманин, а русин. Хан обещает вернуть жеребца и ещё дать тысячу золотых в придачу, если Афанасий перейдёт в мусульманскую веру. И срок назначил: четыре дня на Спасов день, на Успенский пост. Но накануне Спасова дня приехал казначей Мухамед, хорасанец (личность его до сих пор не установлена). Он заступился за русского купца. Никитину возвратили жеребца. Никитин считает, что «случилось Господне чудо на Спасов день», «Господь Бог сжалился... не оставил меня, грешного, милостью своей».
В Бидаре он опять интересуется товаром - «на торгу продают коней, камку (ткань), шёлк и всякий иной товар да рабов чёрных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а съестного только овощи, а для Русской земли товара тут нет»...
Живо описывает Никитин нравы, обычаи народов, живущих в Индии.
«И тут Индийская страна, и простые люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, и все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. Из простого народа мужчины, и женщины все нагие да все чёрные. Куда я ни иду, за мной людей много - дивятся белому человеку».
Все доступно любознательности русского путешественника: и сельское хозяйство, и состояние армии, и способ ведения войны: «Бой ведут все больше на слонах, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи... да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами».
Особенно интересуют Афанасия вопросы веры. Он сговаривается с индусами пойти в Пар-ват - «то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка». Он дивится, что в Индии семьдесят четыре веры, «а разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся...».
Афанасий горюет, что сбился с русского церковного календаря, священные книги пропали при разграблении корабля. «Праздников христианских - ни Пасхи, ни Рождества Христова - не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных, я молю Бога, пусть он сохранит меня...»
Он читает звёздное небо, чтобы определить день Пасхи. На «пятую Пасху» Афанасий решает возвращаться на Русь.
И снова он записывает то, что видел своими глазами, а также сведения о разных портах и торгах от Египта до Дальнего Востока, полученные от знающих людей. Отмечает, где «родится шёлк», где «родятся алмазы», предупреждает будущих путешественников, где и какие их поджидают трудности, описывает войны между соседними народами...
Скитаясь по городам ещё полгода, Афанасий добирается до порта - города Дабхола. За два золотых он отправляется до Ормуза на корабле через Эфиопию. Удалось поладить с эфиопами, и судно не ограбили.
Из Ормуза Афанасий посуху идёт к Чёрному морю и добирается до Трабзона. На корабле он договаривается за золотой дойти до Кафы (Крым). Приняв за шпиона, его грабит начальник охраны города. Осень, непогода и ветры затрудняют переход моря. «Море перешли, да занёс нас ветер к самой Балаклаве. И оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы тут пять дней. Божиею милостью пришёл я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец! Милостию Божией прошёл я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь!»
"Хожение за три моря" - древнерусское произведение в стиле дневниковых записей. Автор - тверской купец Афанасий Никитин - описывает свое путешествие через Дербент и Баку сухим путем в Персию и потом в Индию. Путешествие продолжалось с1466 по 1472 г. На обратном пути, не доезжая Смоленска, Афанасий Никитин умер.
(Древнерусский текст с небольшими сокращениями)
В лето 6983 (...) Того же году обретох написание Офонаса тверитина купца, что былъ в Ындее 4 годы, а ходил, сказывает, с Василием Папиным. Аз же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и сказаша ми - за год до казанского похода пришел из Орды, коли князь Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили. Се же написано не обретох, в кое лете пошел или в кое лете пришел из Ындея, умер, а. сказывают, что, деи, Смоленьска не дошед, умер. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василию, к дияку к великого князя на Москву.
За молитву святых отець наших. Господи Исусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, раба своего грешного Афонасья Микитина сына.
Се написах свое грешное хожение за три моря: 1-е море Дербеньское, дориа Хвалитьскаа; 2-е море Индейское, дорея Гундустанскаа; 3-е море Черное, дориа Стебольская.
Поидох от Спаса святаго златоверхаго и сь его милостию, от государя своего от великаго князя Михаила Борисовича Тверскаго, и от владыкы Генадия Тверскаго, и Бориса Захарьича.
И поидох вниз Волгою. И приидох в манастырь Колязин ко святей Троицы живоначалной и къ святым мучеником Борису и Глебу. И у игумена благословив у Макария и у святыа братьи. И ис Колязина поидох на Углеч, и с Углеча отпустили мя доброволно. И оттуду поидох, с Углеча, и приехал есми на Кострому ко князю Александру с ыною грамотою великого князя. И отпустил мя доброволно. И на Плесо приехал есми доброволно.
И приехал есми в Новогород в Нижней к Михаиле х Киселеву, к наместьнику, и к пошлиннику к Ывану к Сараеву, и они мя отпустили доброволно. А Василей Папин проехал мимо город две недели, и яз ждал в Новеграде в Нижнем две недели посла татарскаго ширваншина Асанбега, а ехал с кречаты от великого князя Ивана, а кречатов у него девяносто.
И приехал есми с ними на низ Волгою. И Казань есмя проехали доброволно, не видали никого, и Орду есмя проехали, и Услан, и Сарай, и Берекезаны есмя проехали. И въехали есмя в Бузан. Ту наехали на нас три татарины поганые и сказали нам лживые вести: "Кайсым салтан стережет гостей в Бузани, а с ним три тысящи татар". И посол ширваншин Асанбег дал им по однорятке да по полотну, чтобы провели мимо Хазтарахан. А оны, поганые татарове, по однорятке взяли, да весть дали в Хазтарахан царю. И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с товарищи своими.
Поехали есмя мимо Хазтарахан, а месяць светит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: "Качма, не бегайте!". А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом. По нашим грехом царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне и учали нас стреляти. И у нас застрелили человека, а у них дву татаринов застрелили. И судно наше меншее стало на езу, и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне.
А в болшом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянути вверх до езу. И тут судно наше болшее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море, а вверх нас не пропустили вести деля.
И пошли есмя в Дербенть, заплакавши, двема суды: в одном судне посол Асанбег, да тезикы, да русаков нас десеть головами; а в другом судне 6 москвич, да шесть тверич, да коровы, да корм наш. А въстала фуртовина на море, да судно меншее разбило о берег. А ту есть городок Тархи, а люди вышли на берег, и пришли кайтакы да людей поймали всех.
И пришли есмя в Дербенть, и ту Василей поздорову пришел, а мы пограблени, И бил есми челом Василию Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с ним пришли, чтобы ся печаловал о людех, что их поймали под Тархи кайтаки. И Асанбег печаловался и ездил на гору къ Булатубегу. И Булатбег послал скорохода ко ширваншибегу, что: "Господине, судно руское розбило под Тархи, и кайтаки, пришед, люди поймали, а товар их розграбили".
И ширваншабег того же часа послал посла к шурину своему Алильбегу, кайтачевскому князю, что: "Судно ся мое розбило под Тархи, и твои люди, пришед, людей поймали, а товар их пограбили; и ты чтобы, меня деля, люди ко мне прислал и товар их собрал, занеже те люди посланы на мое имя. А что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню. А те люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мне доброволно, меня деля". И Алильбег того часа люди отслал всех в Дербент доброволно, а из Дербенту послали их к ширванши в ърду его - коитул.
А мы поехали к ширъванше во и коитул и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловал, чем дойти до Руси. И он нам не дал ничего, ано нас много. И мы, заплакав, да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь; а кои должен, а тот пошел куды его очи понесли. А иные осталися в Шамахее, а иные пошли роботать к Баке.
А яз пошел к Дербенти, а из Дербенти к Баке, где огнь горить неугасимы; а из Баки пошел есми за море к Чебокару.
Да тут есми жил в Чебокаре 6 месяць, да в Саре жил месяць, в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тут жил есми месяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня, Алеевых детей и внучат Махметевых, и он их проклял, ино 70 городов ся розвалило.
А из Дрея к Кашени, и тут есми был месяць, а из Кашени к Наину, а из Наина ко Ездеи, и тут жил есми месяць. А из Диес къ Сырчану, а из Сырчана к Тарому, а фуники кормять животину, батман по 4 алтыны. А из Торома к Лару, а из Лара к Бендерю, и тут есть пристанище Гурмызьское. И тут есть море Индейское, а парьсейскым языком и Гондустаньскаа дория; и оттуды ити морем до Гурмыза 4 мили.
А Гурмыз есть на острове, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тут есми взял первый Велик день, а пришел есми в Гурмыз за четыре недели до Велика дни. А то есми городы не все писал, много городов великих. А в Гурмызе есть солнце варно, человека сожжет. А в Гурмызе был есми месяць, а из Гурмыза пошел есми за море Индейское по Велице дни в Радуницу, в таву с конми.
И шли есмя морем до Мошката 10 дни; а от Мошката до Дегу 4 дни; а от Дега Кузряту; а от Кузрята Конбаату. А тут ся родит краска да лек. А от Конбата к Чювилю, а от Чювиля есмя пошли в 7-ую неделю по Велице дни, а шли в таве есмя 6 недель морем до Чивиля.
И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги, а голова не покрыта, а груди голы, а власы в одну косу заплетены, а все ходят брюхаты, а дети родятся на всякый год, а детей у них много. А мужики и жонкы все нагы, а все черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку. А князь их - фота на голове, а другая на гузне; а бояре у них - фота на плеще, а другаа на гузне, княини ходят фота на плеще обогнута, а другаа на гузне. А слуги княжие и боярские - фота на гузне обогнута, да щит, да меч в руках, а иные с сулицами, а иные с ножи, а иные с саблями, а иные с луки и стрелами; а все наги, да босы, да болкаты, а волосов не бреют. А жонки ходят голова не покрыта, а сосцы голы; а паропки да девочки ходят наги до семи лет, сором не покрыт.
А ис Чювиля сухом пошли есмя до Пали 8 дни, до индейскыя горы. А от Пали до Умри 10 дни, и то есть город индейскый. А от Умри до Чюнеря 7 дни.
Ту есть Асатхан Чюнерскыа индийскый, а холоп меликътучаров. А держит, сказывають, сем тем от меликъточара. А меликътучар седит на 20 тмах; а бьется с кафары 20 лет есть, то его побивают, то он побивает их многажды. Хан же Ас ездит на людех. А слонов у него много, а коней у него много добрых, а людей у него много хоросанцев. А привозят их из Хоросаньские земли, а иные из Орапской земли, а иные ис Туркменскые земли, а иные ис Чеботайские земли, а привозят все морем в тавах - индейские карабли.
И яз грешный привезл жеребца в Ындейскую землю, и дошел есми до Чюнеря Бог дел поздорову все, а стал ми во сто рублев. Зима же у них стала с Троицына дни. А зимовали есмя в Чюнере, жили есмя два месяца. Ежедень и нощь 4 месяцы всюда вода да грязь. В те же дни у них орют да сеют пшеницу, да тутурган, да ногут, да все съестное. Вино же у них чинят в великых орехех - кози гундустанская; а брагу чинят в татну. Кони же кормят нофутом, да варят кичирис с сахаром, да кормят кони, да с маслом, порану же дают им шешни. В Ындейской же земли кони у них не родят, въ их земле родятся волы да буйволы, на тех же ездят и товар, иное возят, все делают.
Чюнерей же град есть на острову на каменом, не сделан ничем, Богом сотворен. А ходят на гору день по одному человеку: дорога тесна, а двема пойти нелзе.
В Ындейской земли гости ся ставят по подворьем, а ести варят на гости господарыни, и постелю стелют на гости господарыни, и спят с гостми. Сикиш илиресен ду шитель бересин, сикиш илимесь ек житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любят белых людей.
Зиме же у них ходит люди фота на гузне, а другая по плечем, а третья на голове; а князи и бояре толды на себя въздевают порткы, да сорочицу, да кафтан, да фота по плечем, да другою опояшет, а третьего голову увертит. А се Оло, Оло абрь, Оло ак, Олло керем, Олло рагим!
А в том в Чюнере хан у меня взял жеребца, а уведал, что яз не бесерменянин - русин. И он молвит: "Жеребца дам да тысящу златых дам, а стань в веру нашу - в Махметдени; а не станеш в веру нашу, в Махматдени, и жеребца возму и тысячю златых на голове твоей возму". А срок учинил на четыре дни, в Оспожино говейно на Спасов день. И Господь Бог смиловался на свой честный праздник, не оставил милости своеа от меня грешнаго и не велел погибнути в Чюнере с нечестивыми. И канун Спасова дни приехал хозяйочи Махмет хоросанец, и бил есми ему челом, чтобы ся о мне печаловал. И он ездил к хану в город да меня отпросил, чтобы мя в веру не поставили, да и жеребца моего у него взял. Таково Осподарево чюдо на Спасов день. Ино, братие рустии християня, кто хощет пойти в Ындейскую землю, и ты остави веру свою на Руси, да воскликнув Махмета да пойти в Гундустанскую землю.
Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нет ничего на нашу землю: все товар белой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево. Ино возят ачеи морем, ини пошлины не дают. А люди иные нам провести пошлины не дадут. А пошлин много, а на море разбойников много. А разбивают все кафары, ни крестияне, не бесермене; а молятся каменым болваном, а Христа не знают, ни Махмета не знают.
А ис Чюнеря есмя вышли на Оспожин день к Бедерю, к болшому их граду. А шли есмя месяць до Бедеря; а от Бедеря до Кулонкеря 5 дни; а от Кулонгеря до Кольбергу 5 дни. Промежу тех великих градов много городов; на всяк день по три городы, а иной по четыре городы; колко ковов, толко градов. От Чювиля до Чюнеря 20 ковов, а от Чюнеря до Бедеря 40 ковово, а от Бедеря до Кулонгеря 9 ковов, а от Бедеря до Колубергу 9 ковов.
В Бедере же торг на кони, на товар, да на камки, да на шелк, на всей иной товар, да купити в нем люди черные; а иные в нем купли нет. Да все товар их гундустанской, да сьестное все овощь, а на Рускую землю товару нет. А все черные люди, а все злодеи, а жонки все бляди, да веди, да тати, да ложь, да зелие, осподарев морят зелием.
В Ындейской земли княжат все хоросанцы, и бояре все хоросанцы. А гундустанцы все пешеходы, а ходят перед хоросанцы на конех, а иные все пеши, ходят борзо, а все наги да боси, да щит в руце, а в другой меч, а иные с луки великими с.прямыми да стрелами. А бой их все слоны. Да пеших пускают наперед, а хоросанцы на конех да в доспесех, и кони и сами. А к слоном вяжут к рылу да к зубом великие мечи по кентарю кованых, да оболочат их в доспехи булатные, да на них учинены городкы, да в городкех по 12 человек в доспесех, да все с пушками да с стрелами.
Есть у них одно место, шихб Алудин пир ятыр базар Алядинанд. На год един базар, съезжается вся страна Индийская торговати, да торгуют 10 дни; от Бедеря 12 ковов. Приводят кони, до 20 тысящ коней продавати, всякый товар свозят. В Гундустаньской земли тъй торг лучьший, всякый товар продают и купят на память шиха Аладина, а на русскый на Покров святыя Богородица. Есть в том Алянде птица гукукь, летает ночи, а кличет: "кук-кукь", а на которой хоромине седит, то тут человек умрет; и кто хощет еа убити, ино у ней изо рта огонь выйдет. А мамоны ходят нощи, да имают куры, а живут в горе или в каменье. А обезьяны, то те живут по лесу. А у них есть князь обезьяньскый, да ходит ратию своею. Да кто замает, и они ся жалуют князю своему, и он посылает на того свою рать, и оны, пришед на град, дворы разваляют и людей побьют. А рати их, сказывают, велми много, а язык у них есть свой. А детей родят много; да которой родится ни в отца, ни в матерь, ини тех мечют по дорогам. Ины гиндустанцы тех имают, да учат их всякому рукоделию, а иных продают ночи, чтобы взад не знали бежать, а иных учат базы миканет.
Весна же у них стала с Покрова святыа Богородица. А празднуют шигу Аладину, весне две недели по Покрове, а празднуют 8 дни. А весну дрьжат 3 месяцы, а лето 3 месяца, а зиму 3 месяцы, осень 3 месяца.
В Бедери же их стол Гундустану бесерменскому. А град есть велик, а людей много велми. А салтан невелик - 20 лет, а держат бояре, а княжат хоросанцы, а воюют все хоросанцы.
Есть хоросанець меликтучар боярин, ино у него двесте тысящь рати своей, а у Меликхана 100 тысячь, а у Фаратхана 20 тысяч, а много тех ханов по 10 тысящь рати. А с салтаном выходят триста тысящь рати своей.
А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добре и пышны велми. А все их носят на кровати своей на сребряных, да пред ними водят кони в снастех златых до 20; а на конех за ними 300 человек, а пеших пятьсот человек, да трубников 10 человек, да нагарников 10 человек, да свирелников 10 человек.
Салтан же выезжает на потеху с матерью да з женою, ино с ним человек на конех 10 тысящь, а пеших пятьдесят тысящь, а слонов выводят двесте, наряженых в доспесех золоченых, да пред ним трубников сто человек, да плясцов сто человек, да коней простых 300 в снастех золотых, да обезьян за ним сто, да блядей сто, а все гаурокы.
В салтанове же дворе семеры ворота, а в воротех седит по сту сторожев да по сту писцов кафаров. Кто пойдет, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают. А гарипов не пускают въ град. А двор же его чюден велми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезан да златом описан велми чюдно. Да во дворе у него суды розные.
Город же Бедерь стерегут в нощи тысяща человек кутоваловых, а ездят на конех в доспесех, да у всех по светычю.
А яз жеребца своего продал в Бедери. Да наложил есми у него шестьдесят да осмь футунов, а кормил есми его год. В Бедери же змеи ходят по улицам, а длина ее две сажени. Приидох же в Бедерь о заговейне о Филипове ис Кулонгеря, и продах жеребца своего о Рожестве.
И тут бых до Великого заговейна в Бедери и познася со многыми индеяны. И сказах им веру свою, что есми не бесерменин исаядениени есмь християнин, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуф Хоросани. И они же не учали ся от меня крыти ни о чем, ни о естве, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жон своих не учали крыти.
Да о вере же о их распытах все, и оны сказывают: веруем въ Адама, а буты, кажуть, то есть Адам и род его весь. А вер въ Индеи всех 80 и 4 веры, а все верують в бута. А вера с верою ни пиеть, ни яст, ни женится. А иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яйца ядять, а воловины не ядять никакаа вера.
В Бедери же бых 4 месяца и свещахся съ индеяны пойти к Первоти, то их Ерусалим, а по бесерменьскый Мягъкат, где их бутхана. Там же поидох съ индеяны да будутханы месяць. И торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть, с пол-Твери, камена, да резаны по ней деяния бутовыя. Около ея всея 12 резано венцев, как бут чюдеса творил, как ся им являл многыми образы: первое, человеческым образом являлся; другое, человек, а нос слонов; третье, человек, а виденье обезьанино; в четвертые, человек, а образом лютаго зверя, а являлся им все съ хвостом. А вырезан на камени, а хвост через него сажени.
К бутхану же съезжается вся страна Индийская на чюдо бутово. Да у бутхана бреются старые и молодые, жонки и девочки. А бреют на себе все волосы, - и бороды, и головы, и хвосты. Да пойдут к бутхану. Да со всякие головы емлют по две шешькени пошлины на бута, а с коней по четыре футы. А съезжаются к бутхану всех людей бысты азар лек вах башет сат азаре лек.
В бутхане же бут вырезан ис камени ис чернаго, велми велик, да хвост у него через него, да руку правую поднял высоко да простер ее, аки Устенеян царь Цареградскый, а в левой руце у него копие. А на нем нет ничего, а гузно у него обязано ширинкою, а видение обезьянино. А иные буты наги, нет ничего, кот ачюк, а жонки бутовы нагы вырезаны и с соромом, и з детми. А перед бутом же стоит вол велми велик, а вырезан ис камени ис чернаго, а весь позолочен. А целуют его в копыто, а сыплют на него цветы. И на бута сыплют цветы.
Индеяне же не едят никоторого же мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, а свиней же у них велми много. Ядят же в день двожды, а ночи не ядят, а вина не пиют, ни сыты. А з бесермены ни пиют, ни ядят. А ества же их плоха. А один с одным ни пьет, ни есть, ни з женою. А едят брынец, да кичири с маслом, да травы розные ядят, а варят с маслом да с молоком, а едят все рукою правою, а левою не приимется ни за что. А ножа не дрьжат, а лжицы не знают. А на дорозе кто же варит себе кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермен крыются, чтоб не посмотрил ни в горнець, ни въ еству. А толко посмотрит, ино тое ествы не едят. А едят, покрываются платом, чтобы никто не видел его.
А намаз же их на восток, по-русьскый. Обе руки подымают высоко, да кладут на темя, да ложатся ниць на земле, да весь ся истягнет по земли, то их поклоны. А ести же садятся, и оны омывают руки да ноги, да и рот пополаскивают. А бутханы же их без дверей, а ставлены на восток, а буты стоят на восток. А кто у них умрет, ини тех жгут да и попел сыплют на воду. А у жены дитя ся родит, ино бабит муж, а имя сыну дает отець, а мати дочери. А добровта у них нет, а сорома не знают. Пошел или пришел, ини ся кланяют по чернеческыи, обе руки до земли дотычют, а не говорит ничего.
К Первоти же ездят о великом заговение, къ своему буту. Их туто Иерусалим, а бесерменскыи Мякъка, а по-русьскы Иерусалим, а по-индейскыи Порват. А съезжаются все наги, только на гузне плат; а жонки все наги, толко на гузне фота, а иные ф фотах, да на шеях жемчюгу много, да яхонтов, да на руках обручи да перстьни златы. Олло оакь! А внутрь к бутхану ездят на волех, да у вола рога окованы медию, да на шеи у него триста колоколцов, да копыта подкованы медию. А те волы аччеи зовут.
Индеяне же вола зовут отцем, а корову материю. А калом их пекут хлебы и еству варят собе, а попелом тем мажутся по лицу, и по челу, и по всему телу знамя. В неделю же да в понеделник едят однова днем. В Ындея же какъпа чектуръ а учюсьдерь: секишь илирсень ики жител; акичаны ила атарсын алты жетел берь; булара достур. А куль коравашь учюзь чяр фуна хуб, бем фуна хубе сиа; капъкара амьчюкь кичи хошь.
От Первати же приехал есми в Бедерь, за пятнадцать ден до бесерменьскаго улубагря. А Великаго дни и въскресения Христова не ведаю, а по приметам гадаю Велик день бывает християньскы первие бесерменьскаго баграма за девять дни или за десять дни. А со мною нет ничего, никоея книги; а книги есмя взяли с собою с Руси, ино коли мя пограбили, инии их взяли, а яз забыл веры кристьяньские всее. Праздники крестьянскые, ни Велика дни, ни Рожества Христова не ведаю, ни среды, ни пятница не знаю; а промежу есми вер таньгрыдан истремень Ол сакласын: "Олло худо, Олло акь, Олло ты, Олло акъбер, Олло рагым, Олло керим, Олло рагым елъло, Олло карим елло, таньгресень, худосеньсень. Бог един, тъй царь славы, творець небу и земли".
А иду я на Русь, кетъмышьтыр имень, уручь тутътым. Месяць март прошел, и яз заговел з бесермены в неделю, да говел есми месяць, мяса есми не ел и ничего скоромнаго, никакие ествы бесерменские, а ел есми по двожды на день хлеб да воду, авратыйля ятмадым. Да молился есми Христу вседрьжителю, кто сотворил небо и землю, а иного есми не призывал никоторого именемъ, Бог Олло, Бог керим. Бог рагим, Бог худо. Бог акьберь, Бог царь славы, Олло варенно, Олло рагим ельно сеньсень Олло ты.<...>
Месяца маиа 1 день Велик день взял есми в Бедере в бесерменском в Гундустане, а бесермена баграм взяли в середу месяца; а заговел есми месяца априля 1 день. О благовернии рустии кристьяне! Иже кто по многим землям много плавает, во многия беды впадают, и веры ся да лишают кристьяньские. Аз же рабище Божий Афонасий, сжалихся по вере кристьянской. Уже проидоша 4 великая говейна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грешный не ведаю, что есть Велик день или говейно, ни Рожества Христова не знаю, ни иных праздников не ведаю, ни среды, ни пятницы не ведаю - а книг у меня нету. Коли мя пограбили, ини книги взяли у меня. Аз же от многия беды поидох до Индея, занеже ми на Русь пойти не с чем, не осталось у меня товару ничего. Первый же Велик день взял есми в Каине, а другый Велик день въ Чебокару в Маздраньской земле, третей Велик день в Гурмызе, четвертый Велик день взял есми в Ындее з бесермены в Бедере; ту же много плаках по вере кристьяньской.
Бесерменин же Мелик, тот мя много понуди в веру бесерменьскую стати. Аз же ему рекох: "Господине! Ты намаз каларъсень, мен да намаз киларьмен; ты бешь намаз кыларъсиз, мен да 3 калармен; мень гарип, а сень инчай". Он же ми рече: "Истинну ты не бесерменин кажешися, а кристьяньства не знаешь". Аз же во многыя помышлениа впадох, и рекох в себе: "Горе мне, окаянному, яко от пути истиннаго заблудихся и пути не знаю, уже камо пойду. Господи Боже вседрьжителю, творець небу и земли! Не отврати лица от рабища твоего, яко въ скорби есмь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, Господи, от пути истиннаго, настави мя. Господи, на путь правый, яко никоея же добродетели в нужи тьй не сътворих тобе. Господи Боже мой, яко дни своя преплых во зле все. Господи мой, Олло перводигерь, Олло ты, карим Олло, рагим Олло, карим Олло, рагим елло; ахамдулимо. Уже проидоша Великыя дни четыре в бесерменской земле, а кристьянства не оставих. Дале Бог ведает, что будет. Господи Боже мой, на тя уповах, спаси мя, Господи Боже мой".
В Ындее же бесерменской, в Великом Бедере, смотрил есми на Великую нощь на Великый день Волосыны да Кола в зорю вошли, а Лось главою стоит на восток.
На багрям на бесерменской выехал султан на теферич, ино с ним 20 возыров великых, да триста слонов наряженых в доспесех булатных да з городки, да и городкы окованы. Да в городкех по 6 человек в доспесех, да и с пушками да и с пищалми, а на великом слоне по 12 человек. Да на всяком по два проборца великых, да к зубом повязаны великые мечи по кентарю, да к рылу привязаны великыа железныа гири. Да человек седит в доспесе промежу ушей, да крюк у него железной великой, да тем его правят. Да коней простых тысяща в снастех златых, да верьблюдов сто с нагарами, да трубников 30,0, да плясцов 300, да ковре 300. Да на салтане кавтан весь сажен яхонты, да на шапке чичяк олмаз великый, да саадак золот сь яхонты, да три сабли на нем золотом окованы, да седло золото, да снасть золота, да все золото. Да пред ним скачет кафар пешь да играет теремцом, да за ним пеших много. Да за ним благой слон идет, а весь в камке наряжен, да обивает люди, да чепь у него желез- на велика во рте, да обивает кони и люди, кто бы на салтана не наступил блиско.
А брат султанов, а тот седит на кровати на золотой, да над ним терем оксамитен, да маковица золота съ яхонты, да несут его 20 человек.
А махтум седит на кровати же на золотой да над ним терем шидян с маковицею золотою, да везут его на 4-х конех в снастех златых. Да около его людей многое множество, да пред ним певцы, да плясцов много; да все з голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да с сулицами, да с копии, да с луки с прямыми с великими. Да кони все в доспесех, да саадаки на них. А иные наги все, одно платище на гузне, сором завешен.
В Бедере же месяць стоит три дни полон. В Бедере же сладкаго овощу нет. В Гундустани же силнаго вару нет. Силен вар в Гурмызе да в Кятобагряим, где ся жемчюг родит, да в Жиде, да в Баке, да в Мисюре, да в Оръобьстани, да в Ларе. А в Хоросанской.земле варно, да не таково. А в Чеготани велми варно. В Ширязи, да въ Езди, да в Кашини варно, да ветр бывает. А в Гиляи душно велми да парище лихо, да в Шамахее пар лих; да в Вавилоне варно, да в Хумите, да в Шаме варно, а в Ляпе не так варно.
А в Севастии губе да в Гурзыньской земле добро обидно всем. Да Турская земля обидна велми. Да в Волоской земле обидно и дешево все съестное. Да и Подольская земля обидна всем. А Русь ер тангрыд сакласын; Олло сакла, Худо сакла! Бу даниада муну кибить ерь ектур; нечикь Урус ери бегляри акой тугиль; Урусь ерь абодан болсын; раст кам дарет. Олло, Худо, Бог, Данъиры.
Господи Боже мой! На тя уповах, спаси мя, Господи! Пути не знаю, иже камо пойду из Гундустана: на Гурмыз пойти, а из Гурмыза на Хоросан пути нету, ни на Чеготай пути нету, ни в Бодату пути нет, ни на Катабогряим пути нету, ни на Ездь пути нет, ни на Рабостан пути нет. То везде булгак стал; князей везде выбил. Яишу мырзу убил Узоасанбег, а султан Мусяитя окормыли, а Узуосанбек на Щирязе сел, и земля ся не скрепила, а Едигерь Махмет, а тот к нему не едет, блюдется. А иного пути нет никуды. А на Мякку итти, ино стати в веру бесерменскую. Занеже кристьяне не ходят на Мякку веры деля, что ставять в веру. А жити в Гундустани, ино вся собина исхарчити, занеже у них все дорого: один есми человек, ино по полутретья алтына на харчю идет на день, а вина есми не пивал, ни сыты.<...>
В пятый же Велик день възмыслих ся на Русь. Идох из Бедеря града за месяць до улубагряма бесерменьскаго Мамет дени розсулял. А Велика дни кристьянскаго не ведаю Христова въскресения, а говейно же их говех з бесермены, и разговехся с ними, и Велик день взял в Кельбери от Бедери 10 ковов.
Султан пришол да меликътучар с ратию своею 15 день по улебагряме, а в Келбергу. А война ся им не удала, один город взяли индийской, а людей их много изгибло, и казны много истеряли.
А индийскый же салтан кадам велми силен, и рати у него много. А сидит в горе в Бичинегере, а град же его велми велик. Около его три ровы, да сквозе его река течет. А с одну страну его женьгель злый, а з другую страну пришол дол, и чюдна места велми и угодна на все. На одну же страну приитти некуды, сквозе градо дорога, а града же взяти некуды, пришла гора велика да дебер зла тикень. Под городом же стаяла рать месяць, и люди померли безводни, да голов велми много изгибло з голоду да з безводицы. А на воду смотрит, а взяти некуды.
А град же взял индийской меликъчан хозя, а взял его силою, день и нощь бился з городом 20 дни, рать ни пила, ни ела, под городом стояла с пушками. А рати его изгибло пять тысяч люду добраго. А город взял, ини высекли 20 тысяч поголовья мужскаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял великаго и малаго.
А продавали голову полону по 10 тенек, а иную по 5 тенек,а робята по две тенкы. А казны же не было ничего. А болшаго города не взял.
А от Кельбергу поидох до Кулури. А в Кулури же родится ахикь, и ту его делают, на весь свет оттуду его розвозят. А в Курили же алмазников триста сулях микунет. И ту же бых пять месяць, а оттуду же поидох Калики. Ту же бозар велми велик. А оттуду поидох Конаберга, а от Канаберга поидох к шиху Аладину. А от шиха Аладина поидох ко Аменьдрие, и от Камендрия к Нярясу, и от Кинаряса к Сури, а от Сури поидох к Дабыли - пристанище Индийскаго моря.
Дабил же есть град велми велик, а к тому же Дабыли а сьезжается вся поморья Индийская и Ефиопская. Ту же и окаянный аз рабище Афонасей Бога вышняго, творца небу и земли, възмыслихся по вере по кристьяньской, и по крещении Христове, и по говейнех святых отець устроеных, по заповедех апостольских и устремихся умом поитти на Русь. И вниидох же в таву, и зговорих о налоне корабленем, а от своеа главы два златых до Гурмыза града дата. Внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за три месяцы бесерменьскаго говейна.
Идох же в таве по морю месяць, а не видех ничего. На другий же месяць увидех горы Ефиопскыа, ту же людие вси воскричаша: "Олло перводигер, Олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти", а по-рускыи языком молвят: "Боже Осподарю, Боже, Боже вышний, царю небесный, зде нам судил еси погибнути!"
В той же земле Ефиопской бых пять дни. Божиею благодатию зло ся не учинило. Много раздаша брынцу, да перцу, да хлебы ефиопом, ина судна не пограбили.
А оттудова же идох 12 дни до Мошката. В Мошкате же шестой Велик день взял. И поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызе бых 20 дни. А из Гурмыза поидох к Лари, и в Лари бых три дни. Из Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязе бых 7 дни. И из Ширяза поидох к Вергу 15 дни, а в Велергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езди 9 дни, а въ Езди бых 8 дни. А изь Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Паганипоидох Кашини, а в Кашини бых 5 дни. А ис Кашина поидох к Куму, а ис Кума поидох в Саву. А из Сава поидох к Султанью, а из Султания поидох до Тервизя, а ис Тервиза поидох в оръду Асанбег. А орде же бых 10 дни, ано пути нет никуды. А на турскаго послал рати двора своего 40 тысяч. Ини Севасть взяли, а Тохат взяли да пожгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на караманского воюючи.
И яз из орды пошол ко Арцыцану, а из Орцьщана пошол есми в Трепизон.
В Трепизон же приидох на Покров святыя Богородица и приснодевы Мариа, а бых же въ Трапизоне 5 дни. И на корабль приидох и сговорил о налоне - дати золотой от своеа главы до Кафы; а золотой есми взял на харчь, а дати в Кафе.
А в Трапизоне ми же шубаш да паша много зла учиниша. Хлам мой весь к себе възнесли в город на гору да обыскали все - что мелочь добренкая, ини выграбили все. А обыскивают грамот, что есми пришол из орды Асанбега.
Божиею милостию приидох до третьяго моря Черного, а парсийским языком дория Стимбольскаа. Идох же по морю ветром 10 дни, доидох до Вонады, и ту нас сретили великый ветер полунощный, възврати нас къ Трапизону, и стояли есмя в Платане 15 дний, ветру велику и злу. бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды, и ветр нас стречает злый, не даст нам по морю ходити. Олло акь, Олло Худо перводигерь! Развие бо того иного Бога не знаю.
И море же пройдох, да занесе нас сыс къ Баликаее, а оттудова к Токорзову, и ту стояли есмя 5 дни. Божиею милостию приидох в Кафу за 9 дни до Филипова заговениа. Олло перводигер!
Милостиею Божиею преидох же три моря. Дигерь Худо доно, Олло перводигерь дано. Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши Худо, илелло акшь Ходо. Иса рухоало, ааликъсолом. Олло акьберь. А илягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур Худо афатад. Бисмилнаги рахмам ррагим. Хуво могу лези, ля лясаильля гуя алимуль гяиби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ляиляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу.
"ХОЖЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ" АФАНАСИЯ НИКИТИНА
(Перевод Л.С.Смирнова)
В год 6983 (1475).(...) В том же году получил записи Афанасия, купца тверского, был он в Индии , а пишет, что отправился в путь с . Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с кречетами послом от великого князя, и сказали мне - за год до Казанского похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный, . В записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с его записями привезли купцы в Москву .
За молитву святых отцов наших, Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.
Записал я здесь про свое грешное хождение за три моря: первое море - , дарья , второе море - Индийское, дарья Гундустанская, третье море - Черное, дарья Стамбульская.
Поплыл я вниз Волгою. И пришел в монастырь калязинский к святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калязина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв из Углича, приехал в Кострому и пришел к князю Александру с другой грамотой великого князя. И отпустили меня без препятствий. И в Плес приехал благополучно.
И приехал я в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к пошленнику Ивану Сараеву, и отпустили они меня без препятствий. А Василий Папин, однако, город уже проехал, и я в Нижнем Новгороде две недели ждал Хасан-бека, посла татарского. А ехал он с кречетами от , и кречетов у него было девяносто.
Поплыл я с ними вниз по Волге. Казань прошли без препятствий, не видали никого, и Орду и Услан, и Сарай, и Берекезан проплыли и вошли в . И тут встретили нас три татарина неверных да ложную весть нам передали: "Султан Касим подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар". Посол ширваншаха Хасан-бек дал им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, неверные татары, по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали. А я с товарищами свое судно покинул, перешел на посольское судно.
Плывем мы мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас увидел, и татары нам кричали: "Качма - не бегите!" А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал царь за нами всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, и мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у застряло, и они его тут же взяли да разграбили, а моя вся поклажа была на том судне.
Дошли мы до моря на большом судне, да стало оно на мели в устье Волги, и тут они нас настигли и велели судно тянуть вверх по реке до еза. И судно наше большое тут пограбили и четыре человека русских в плен взяли, а нас отпустили голыми головами за море, а назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали.
И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент: в одном судне посол Хасан-бек, да , да нас, русских, десять человек; а в другом судне - шесть москвичей, да шесть тверичей, да коровы, да корм наш. И поднялась на море буря, и судно меньшее разбило о берег. А тут стоит городок , и вышли люди на берег, да пришли и всех взяли в плен.
И пришли мы в Дербент, и Василий-благополучно туда пришел, а мы ограблены. И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли - чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: "Господин! Судно русское разбилось под Тарками, и кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили".
И ширваншах посла тотчас послал к шурину своему, князю кайтаков Халил-беку: "Судно мое разбилось под Тарками, и твои люди, придя, людей с него захватили, а товар их разграбили; и ты, меня ради, людей ко мне пришли и товар их собери, потому что те люди посланы ко мне. А что тебе от меня нужно будет, и ты ко мне присылай, и я тебе, брату своему, ни в чем перечить не стану. А те люди ко мне шли, и ты, меня ради, отпусти их ко мне без препятствий". И Халил-бек всех людей отпустил в Дербент тотчас без препятствий, а из Дербента отослали их к ширваншаху, в ставку его - койтул.
Поехали мы к ширваншаху, в ставку его, и били ему челом, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси. И не дал он нам ничего: дескать, много нас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят. А иные остались в Шемахе, иные же пошли в Баку работать.
А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, , а из Баку пошел за море - в Чапакур.
Правит тут индийский хан - Асад-хан джуннарский, а служит он . Войска ему дано от мелик-ат-туджара, говорят; семьдесят тысяч. А у мелик-ат-туджара под началом двести тысяч войска, и воюет он с двадцать лет: и они его не раз побеждали, и он их много раз побеждал. Ездит же Асадхан на людях. А слонов у него много, и коней у него много добрых, и воинов, , у него много. А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах - индийских кораблях.
И я, грешный, привез жеребца в Индийскую землю, и дошел с ним до Джуннара, с Божьей помощью, здоровым, и стал он мне во сто рублей. Зима у них началась с . Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь - целых четыре месяца - всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, называются, а брагу - из . Коней тут кормят горохом, да варят с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают . В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы - на них ездят и товар и иное возят, все делают.
Джуннар-град стоит на скале каменной, не укреплен ничем, Богом огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка, двоим пройти нельзя.
В Индийской земле купцов поселяют на постоялых дворах. Варят гостям служанки, и постель стелют служанки, и спят с гостями. (Если имеешь с ней тесную связь, давай два жителя, если не имеешь тесной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда тесная связь даром); а любят белых людей.
Зимой у них простые люди ходят - фата на бедрах, другая на плечах, а третья на голове; а князья да бояре надевают тогда на себя порты, да сорочку, да кафтан, да фата на плечах, другой фатой себя опояшет, а третьей фатой голову обернет. (О Боже, Боже великий. Господь истинный, Бог великодушный, Бог милосердный!)
И в том Джуннаре хан отобрал у меня жеребца, когда узнал, что я не бесерменин, а русин. И он сказал: "И жеребца верну, и тысячу золотых впридачу дам, только перейди в веру нашу - в . А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму". И срок назначил - четыре дня, на Спасов день, на . Да Господь Бог сжалился на свой честной праздник, не оставил меня, грешного, милостью своей, не дал погибнуть в Джуннаре среди неверных. Накануне Спасова дня приехал казначей Мухаммед, хорасанец, и я бил ему челом, чтобы он за меня хлопотал. И он ездил в город к Асад-хану и просил обо мне, чтобы меня в их веру не обращали, да и жеребца моего взял у хана обратно. Таково Господне чудо на Спасов день. А так, братья русские христиане, захочет кто идти в Индийскую землю - оставь веру свою на Руси, да, призвав Мухаммеда, иди в Гундустанскую землю.
Солгали мне псы-бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска то дешево. Те, кто возят волов за море, те пошлин не платят. А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много. Разбойничают кафиры, не христиане они и не бесермены: молятся каменным болванам и ни Христа, ни Мухаммеда не знают.
А из Джуннара вышли на Успенье и пошли к Бидару, главному их городу. Шли до Бидара месяц, а от Бидара до Кулонгири - пять дней и от Кулонгири до Гулбарги пять дней. Между этими большими городами много других городов, всякий день проходили по три города, а иной день по четыре города: сколько - столько и городов. От Чаула до Джуннара двадцать ковов, а от Джуннара до Бидара сорок ковов, от Бидара же до Кулонгири девять ковов, и от Бидара до Гулбарги девять ковов.
В Бидаре на торгу продают коней, , шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные, все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят.
В Индийской земле княжат все хорасанцы, и бояре все хорасанцы. А гундустанцы все пешие и ходят перед хорасанцами, которые на конях; а остальные все пешие, ходят быстро, все наги да босы, в руке щит, в другой - меч, а иные с большими прямыми луками да со стрелами. Бой ведут все больше на слонах. Впереди идут пешие воины, за ними - хорасанцы в доспехах на конях, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи, по весом, да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами.
Есть тут одно место - Аланд, где шейх Ала-ад-дин (святой лежит) и ярмарка бывает. Раз в год на ту ярмарку съезжается торговать вся страна Индийская, торгуют тут десять дней; от Бидара двенадцать ковов. Приводят сюда коней - до двадцати тысяч коней - продавать да всякий товар привозят. В Гундустанской земле эта ярмарка лучшая, всякий товар продают и покупают в дни памяти шейха Ала-ад-дина, а по-нашему на . А еще есть в том Аланде птица гукук, летает ночью: кричит: "кук-кук"; а на чьем доме сядет, там человек умрет, а захочет кто ее убить, она на того огонь изо рта пускает. ходят ночью да хватают кур, а живут они на холмах или среди скал. А обезьяны, те живут в лесу. Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой. Детенышей родится у них много, и если который из них родится ни в мать, ни в отца, таких бросают на дорогах. Иные гундустанцы подбирают их да учат всяким ремеслам; а если продают, то ночью, чтобы они дорогу назад не могли найти, а иных учат (людей забавлять).
Весна у них началась с Покрова святой Богородицы. А празднуют память шейха Ала-ад-дина и начало весны через две недели после Покрова; восемь дней длится праздник. А весна у них длится три месяца, и лето три месяца, и зима три месяца, и осень три месяца.
Бидар - стольный город Гундустана бесерменского. Город большой, и людей в нем очень много. Султан молод, двадцати лет - бояре правят, а княжат хорасанцы и воюют все хорасанцы.
Живет здесь боярин-хорасанец, мелик-ат-туджар, так у него двести тысяч своей рати, а у Мелик-хана сто тысяч, а у Фаратхана двадцать тысяч, и у многих ханов по десять тысяч войска. А с султаном выходит триста тысяч войска его.
Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а бояре власть большую имеют и очень богаты. Носят бояр на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да свирельников десять человек.
А когда султан выезжает на прогулку с матерью да с женою, то за ним всадников десять тысяч следует да пеших пятьдесят тысяч, а слонов выводят двести и все в золоченых доспехах, и перед ним - трубачей сто человек, да плясунов сто человек, да ведут триста коней верховых в золотой сбруе, да сто обезьян, да сто наложниц, гаурыки называются.
Во дворец султана ведет семь ворот, а в воротах сидят по сто стражей да по сто писцов-кафиров. Одни записывают, кто во дворец идет, другие - кто выходит. А чужестранцев во дворец не пускают. А дворец султана очень красив, по стенам резьба да золото, последний камень - и тот в резьбе да золотом расписан очень красиво. Да во дворце у султана сосуды разные.
По ночам город Бидар охраняет тысяча стражей под начальством , на конях и в доспехах, да в руках у каждого по факелу.
Продал я своего жеребца в Бидаре. Издержал на него шестьдесят восемь футунов, кормил его год. В Бидаре по улицам змеи ползают, длиной по две сажени. Вернулся я в Бидар из Кулонгири на , а жеребца своего продал на Рождество.
В Трабзон же пришел на Покров святой Богородицы и приснодевы Марии и был в Трабзонё пять дней. Пришел на корабль и сговорился о плате - со своей головы золотой дать до , а на харч взял я золотой в долг - в Кафе отдать.
И мя тверского купца Афанасия Никитина (ок. 1433–1472) у всех на слуху. Всем известно, что он ходил в Индию и оставил «Хождение за три моря», и, если заглянуть в карту, можно даже догадаться, что три моря – это Черное, Каспийское и Аравийское. Но многие ли имели удовольствие наслодиться этим замечательным повествованием?
Путешествие за три моря не было первым для Афанасия. Скорее всего, к своим 33 годам, когда он отправился в Персию с посольством Ивана III, этот предприимчивый человек успел немало побродить по свету. Много знал, много повидал. Может быть, в те времена не так уж далеки друг от друга были Запад и Восток? Может быть, в Средние века не было такой уж пропасти между Европой и Азией, между западными и восточными верованиями и обычаями? Может быть, мы отгородились друг от друга позднее?
Как бы там ни было можно смело утверждать, что именно купцы, а не ученые, завоеватели и авантюристы, с таким упорством расширяли пределы известного мира, искали – и находили новые земли, устанавливали связи с новыми народами. А этого не достичь одной отвагой и бесшабашностью, не обойтись без способности к компромиссам, уважения к новому и дружелюбия. Жаль только, что следом, по проложенным торговыми людьми путям шли орды безжалостных кочевников и жадных правителей, каленым железом выжигая робкие ростки взаимопонимания и веротерпимости. Купец же ищет выгоды, а не ссоры: война – саван торговли.
Среди тысяч купцов, пускавшихся в полные опасностей путешествия в отчаянной решимости подороже сбыть, подешевле купить, можно по пальцам перечесть тех, кто оставил по себе путевые записи. И Афанасий Никитин – среди них. Более того, ему удалось посетить страну, куда, кажется, до него не ступала нога европейца, – удивительную, вожделенную Индию. Его немногословное «Хоженiе за трi моря Афонасья Микитина» вместило целую россыпь драгоценных сведений о староиндийской жизни, до сих пор не утративших своей ценности. Чего стоит одно только описание торжественного выезда индийского султана в окружении 12 визирей и в сопровождении 300 слонов, 1000 всадников, 100 верблюдов, 600 трубачей и плясунов и 300 наложниц!
Весьма поучительно узнать и о тех трудностях, с которыми христианин Афанасий столкнулся в чужой стране. Конечно, не он первый мучительно искал способ сохранить свою веру среди иноверцев. Но именно его повествование – ценнейший европейский документ, являющий пример не только духовной стойкости, но также веротерпимости и умения отстоять свои взгляды без ложного героизма и пустых оскорблений. И можно до хрипоты спорить, принял ли Афанасий Никитин мусульманство. Но разве сам факт того, что он всеми силами стремился вернуться на Родину, не доказывает, что он остался христианином?..
Внятное и размеренное, лишенное всяких литературных излишеств и при этом очень личное повествование Афанасия Никитина читается одним духом, но… ставит перед читателем множество вопросов. Как этот человек, лишившись всего своего имущества, добрался до Персии, а оттуда в Индию? Знал ли он заранее заморские языки, или выучил их по дороге (ведь он так точно передает русскими буквами татарскую, персидскую и арабскую речь)? Было ли среди русских купцов обыкновенным умение ориентироваться по звездам? Как он добывал себе пропитание? Как собрал деньги, чтобы возвращаться в Россию?
Разобраться во всем этом Вам помогут повествования других путешественников – купцов и послов, составившие приложение к этой книги. Познакомьтесь с записками францисканца Гийома де Рубрука (ок. 1220 – ок. 1293), изо всех сил пытающегося выполнить свою миссию и постоянно сетующего на нерадивость толмачей; русского купца Федота Котова, который отправился в Персию около 1623 г. и для которого на первом, на втором да и на третьем месте торговые выгоды и состояние торговых путей; и венецианцев Амброджо Контарини и Иосафата Барбаро, посла и купца, побывавших в России по дороге в Восточные страны в 1436–1479 гг. Сравните их впечатления. Оцените, как изменился мир за четыре столетия. И может быть именно вам откроется истина…
Афанасий Никитин. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ
Древнерусский текст Троицкий список XVI в.
З а молитву святыхъ отець наших, господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй мя раба своего грѣшнаго Афонасья Микитина сына. Се написах грѣшьное свое хоженіе за трі моря: прьвое море Дербеньское, дорія Хвалитьскаа; второе море Индѣйское, дорія Гондустаньскаа; третье море Черное, дорія Стемъбольскаа. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадія Твѣрьскыхъ, поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь къ святѣй живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Глѣбу; и у игумена ся благословивъ у Макарія братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною Грамотою. И князь великі отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Елесо, въ Новъгородъ Нижней к Михаилу къ Киселеву к намѣстьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно. А Василей Папин проехалъ въ городъ, а язъ ждалъ в хіовъ городѣ двѣ недели посла татарьскаго ширвашина Асамъбѣга, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою. И Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Верекезаны проехали есмя доброволно. И въехали есмя въ Вузанъ рѣку.
И ту наехали нас три татарины поганыи и сказали нам лживыя вѣсти: Каисымъ солтанъ стережет гостей въ Бузані, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашин Асанбѣгъ далъ имъ по однорядкы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да вѣсть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ да полѣзъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по мѣсяцу ночи парусом, царь насъ видѣл и татаровѣ намъ кликалі: «Качьма, не бѣгайте!» И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим грѣхомъ нас постигли на Бугунѣ, застрелили у нас человѣка, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ суднѣ. А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх насъ не пропустили вѣсти дѣля. И пошли есмя к Дербеньти двѣма суды: в одномъ суднѣ посол Асамъбѣгъ, да тезикы, да русаковъ насъ 10 головами; а в другомъ суднѣ 6 москвичь да 6 тверичь.
И въстала фуръстовина на морѣ, да судно меншее разбило о берегъ, и пришли каитаки да людей поимали всѣхъ. И пришлі есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что ихъ поимали под Тархы кайтаки. И Осанбѣгъ печаловался и ездилъ на гору к Бултабѣгу. И Булатъбѣгъ послалъ скоро да къ ширваншѣбѣгу: что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы пришедъ людей поимали, а товаръ их розъграбили. А ширваншабѣгъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу кайтаческому князю, что судно ся мое разбило подъ Тархы, и твои люди пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене дѣля люди ко мнѣ прислалъ и товаръ их собралъ, занеже тѣ люди посланы на мое имя; а что тобѣ будет надобетъ бѣ у меня, и ты ко мне пришли, и язъ тобѣ, своему брату, за то не стою и ты бы их отпустилъ доброволно меня дѣля. И Алильбѣгъ того часа отослалъ людей всѣх в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их къ ширванши въ-рду его коитулъ. А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челомъ, чтобы нас пожаловалъ, чѣм доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы заплакавъ да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамахѣе, а иные пошли работать к Бакѣ.
ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ АФАНАСИЯ НИКИТИНА
В год 6983 (1475) «…». В том же году получил записи Афанасия, купца тверского, был он в Индии четыре года, а пишет, что отправился в путь с Василием Папиным. Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с кречетами послом от великого князя, и сказали мне - за год до казанского похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный, когда князь Юрий на Казань ходил. В записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с его записями привезли купцы в Москву Василию Мамыреву, дьяку великого князя.
За молитву святых отцов наших, господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.
Записал я здесь про свое грешное хождение за три моря: первое море - Дербентское, дарья Хвалисская, второе море - Индийское, дарья Гундустанская, третье море - Черное, дарья Стамбульская.
Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя своего великого князя Михаила Борисовича Тверского, от владыки Геннадия Тверского и от Бориса Захарьича.
Поплыл я вниз Волгою. И пришел в монастырь калязинский к святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калязина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв из Углича, приехал в Кострому и пришел к князю Александру с другой грамотой великого князя. И отпустили меня без препятствий. И в Плес приехал без препятствий.
И приехал я в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к пошленнику Ивану Сараеву, и отпустили они меня без препятствий. А Василий Папин, однако, город уже проехал, и я в Нижнем Новгороде две недели ждал Хасан-бека, посла ширваншаха татарского. А ехал он с кречетами от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто. Поплыл я с ними вниз по Волге. Казань прошли без препятствий, не видали никого, и Орду, и Услан, и Сарай, и Берекезан проплыли и вошли в Бузан. И тут встретили нас три татарина неверных да ложную весть нам передали: «Султан Касим подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар». Посол ширваншаха Хасан-бек дал им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, неверные татары, по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали. А я с товарищами свое судно покинул, перешел на посольское судно.
Плывем мы мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас увидел, и татары нам кричали: «Качма - не бегите!» А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал царь за нами всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, и мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у еза застряло, и они его тут же взяли да разграбили, а моя вся поклажа была на том судне.
Дошли мы до моря на большом судне, да стало оно на мели в устье Волги, и тут они нас настигли и велели судно тянуть вверх по реке до еза. И судно наше большое тут пограбили и четыре человека русских в плен взяли, а нас отпустили голыми головами за море, а назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали.
И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент: в одном судне посол Хасан-бек, да тезики, да нас, русских, десять человек; а в другом судне - шесть москвичей, да шесть тверичей, да коровы, да корм наш. И поднялась на море буря, и судно меньшее разбило о берег. И тут стоит городок Тарки, и вышли люди на берег, да пришли кайтаки и всех взяли в плен.
И пришли мы в Дербент, и Василий благополучно туда пришел, а мы ограблены. И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли - чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: «Господин! Судно русское разбилось под Тарками, и кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили».
И ширваншах посла тотчас послал к шурину своему, князю кайтаков Халил-беку: «Судно мое разбилось под Тарками, и твои люди, придя, людей с него захватили, а товар их разграбили; и ты, меня ради, людей ко мне пришли и товар их собери, потому что те люди посланы ко мне. А что тебе от меня нужно будет, и ты ко мне присылай, и я тебе, брату своему, ни в чем перечить не стану. А те люди ко мне шли, и ты, меня ради, отпусти их ко мне без препятствий». И Халил-бек всех людей отпустил в Дербент тотчас без препятствий, а из Дербента отослали их к ширваншаху в ставку его - койтул.
Поехали мы к ширваншаху в ставку его и били ему челом, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси. И не дал он нам ничего: дескать, много нас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого-что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят. А иные остались в Шемахе, иные же пошли в Баку работать.
А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый; а из Баку пошел за море - в Чапакур.
И прожил я в Чапакуре шесть месяцев, да в Сари жил месяц, в Мазандаранской земле. А оттуда пошел к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошел к Демавенду, а из Демавенда - к Рею. Тут убили шаха Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда - семьдесят городов разрушилось.
Из Рея пошел я к Кашану и жил тут месяц, а из Кашана - к Наину, а из Наина к Иезду и тут жил месяц. А из Йезда пошел к Сирджану, а из Сирджана - к Тарому, домашний скот здесь кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников. А из Тарома пошел к Лару, а из Лара - к Бендеру - то пристань Ормузская. И тут море Индийское, по-персидски дарья Гундустанская; до Ормуза-града отсюда четыре мили идти.
А Ормуз - на острове, и море наступает на него всякий день по два раза. Тут провел я первую Пасху, а пришел в Ормуз за четыре недели до Пасхи. И потому я города не все назвал, что много еще городов больших. Велик солнечный жар в Ормузе, человека сожжет. В Ормузе был я месяц, а из Ормуза после Пасхи в день Радуницы пошел я в таве с конями за море Индийское.
И шли мы морем до Маската десять дней, а от Маската до Дега четыре дня, а от Дега до Гуджарата, а от Гуджарата до Камбея. Тут родится краска да лак. От Камбея поплыли к Чаулу, а из Чаула вышли в седьмую неделю после Пасхи, а морем шли шесть недель в таве до Чаула. И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много - дивятся белому человеку. У тамошнего князя - фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних - фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят - фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах. А у слуг княжеских и боярских одна фата на бедрах обернута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А женщины ходят - голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт.
Из Чаула пошли посуху, шли до Пали восемь дней, до Индийских гор. А от Пали шли десять дней до Умри, то город индийский. А от Умри семь дней пути до Джуннара.
Правит тут индийский хан - Асад-хан джуннарский, а служит он мелик-ат-туджару. Войска ему дано от мелик-ат-туджара, говорят, семьдесят тысяч. А у мелик-ат-туджара под началом двести тысяч войска, и воюет он с кафарами двадцать лет: и они его не раз побеждали, и он их много раз побеждал. Ездит же Асад-хан на людях. А слонов у него много, и коней у него много добрых, и воинов, хорасанцев, у него много. А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах - индийских кораблях.
И я, грешный, привез жеребца в Индийскую землю, и дошел с ним до Джуннара, с божьей помощью, здоровым, и стал он мне во сто рублей. Зима у них началась с Троицына дня. Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь - целых четыре месяца - всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, кози гундустанские называются, а брагу - из татны. Коней тут кормят горохом, да варят кхичри с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают шешни. В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы - на них ездят и товар и иное возят, все делают.
От издательства
И мя тверского купца Афанасия Никитина (ок. 1433–1472) у всех на слуху. Всем известно, что он ходил в Индию и оставил «Хождение за три моря», и, если заглянуть в карту, можно даже догадаться, что три моря – это Черное, Каспийское и Аравийское. Но многие ли имели удовольствие наслодиться этим замечательным повествованием?
Путешествие за три моря не было первым для Афанасия. Скорее всего, к своим 33 годам, когда он отправился в Персию с посольством Ивана III, этот предприимчивый человек успел немало побродить по свету. Много знал, много повидал. Может быть, в те времена не так уж далеки друг от друга были Запад и Восток? Может быть, в Средние века не было такой уж пропасти между Европой и Азией, между западными и восточными верованиями и обычаями? Может быть, мы отгородились друг от друга позднее?
Как бы там ни было можно смело утверждать, что именно купцы, а не ученые, завоеватели и авантюристы, с таким упорством расширяли пределы известного мира, искали – и находили новые земли, устанавливали связи с новыми народами. А этого не достичь одной отвагой и бесшабашностью, не обойтись без способности к компромиссам, уважения к новому и дружелюбия. Жаль только, что следом, по проложенным торговыми людьми путям шли орды безжалостных кочевников и жадных правителей, каленым железом выжигая робкие ростки взаимопонимания и веротерпимости. Купец же ищет выгоды, а не ссоры: война – саван торговли.
Среди тысяч купцов, пускавшихся в полные опасностей путешествия в отчаянной решимости подороже сбыть, подешевле купить, можно по пальцам перечесть тех, кто оставил по себе путевые записи. И Афанасий Никитин – среди них. Более того, ему удалось посетить страну, куда, кажется, до него не ступала нога европейца, – удивительную, вожделенную Индию. Его немногословное «Хоженiе за трi моря Афонасья Микитина» вместило целую россыпь драгоценных сведений о староиндийской жизни, до сих пор не утративших своей ценности. Чего стоит одно только описание торжественного выезда индийского султана в окружении 12 визирей и в сопровождении 300 слонов, 1000 всадников, 100 верблюдов, 600 трубачей и плясунов и 300 наложниц!
Весьма поучительно узнать и о тех трудностях, с которыми христианин Афанасий столкнулся в чужой стране. Конечно, не он первый мучительно искал способ сохранить свою веру среди иноверцев. Но именно его повествование – ценнейший европейский документ, являющий пример не только духовной стойкости, но также веротерпимости и умения отстоять свои взгляды без ложного героизма и пустых оскорблений. И можно до хрипоты спорить, принял ли Афанасий Никитин мусульманство. Но разве сам факт того, что он всеми силами стремился вернуться на Родину, не доказывает, что он остался христианином?..
Внятное и размеренное, лишенное всяких литературных излишеств и при этом очень личное повествование Афанасия Никитина читается одним духом, но… ставит перед читателем множество вопросов.
Как этот человек, лишившись всего своего имущества, добрался до Персии, а оттуда в Индию? Знал ли он заранее заморские языки, или выучил их по дороге (ведь он так точно передает русскими буквами татарскую, персидскую и арабскую речь)? Было ли среди русских купцов обыкновенным умение ориентироваться по звездам? Как он добывал себе пропитание? Как собрал деньги, чтобы возвращаться в Россию?
Разобраться во всем этом Вам помогут повествования других путешественников – купцов и послов, составившие приложение к этой книги. Познакомьтесь с записками францисканца Гийома де Рубрука (ок. 1220 – ок. 1293), изо всех сил пытающегося выполнить свою миссию и постоянно сетующего на нерадивость толмачей; русского купца Федота Котова, который отправился в Персию около 1623 г. и для которого на первом, на втором да и на третьем месте торговые выгоды и состояние торговых путей; и венецианцев Амброджо Контарини и Иосафата Барбаро, посла и купца, побывавших в России по дороге в Восточные страны в 1436–1479 гг. Сравните их впечатления. Оцените, как изменился мир за четыре столетия. И может быть именно вам откроется истина…
Афанасий Никитин. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ
Древнерусский текст Троицкий список XVI в.
З а молитву святыхъ отець наших, господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй мя раба своего гр?шнаго Афонасья Микитина сына. Се написах гр?шьное свое хоженіе за трі моря: прьвое море Дербеньское, дорія Хвалитьскаа; второе море Инд?йское, дорія Гондустаньскаа; третье море Черное, дорія Стемъбольскаа. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадія Тв?рьскыхъ, поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь къ свят?й живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Гл?бу; и у игумена ся благословивъ у Макарія братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною Грамотою. И князь великі отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Елесо, въ Новъгородъ Нижней к Михаилу къ Киселеву к нам?стьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно. А Василей Папин проехалъ въ городъ, а язъ ждалъ в хіовъ город? дв? недели посла татарьскаго ширвашина Асамъб?га, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою. И Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Верекезаны проехали есмя доброволно. И въехали есмя въ Вузанъ р?ку.
И ту наехали нас три татарины поганыи и сказали нам лживыя в?сти: Каисымъ солтанъ стережет гостей въ Бузані, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашин Асанб?гъ далъ имъ по однорядкы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да в?сть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ да пол?зъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по м?сяцу ночи парусом, царь насъ вид?л и татаров? намъ кликалі: «Качьма, не б?гайте!» И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим гр?хомъ нас постигли на Бугун?, застрелили у нас челов?ка, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ судн?. А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх насъ не пропустили в?сти д?ля. И пошли есмя к Дербеньти дв?ма суды: в одномъ судн? посол Асамъб?гъ, да тезикы, да русаковъ насъ 10 головами; а в другомъ судн? 6 москвичь да 6 тверичь.
И въстала фуръстовина на мор?, да судно меншее разбило о берегъ, и пришли каитаки да людей поимали вс?хъ. И пришлі есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что ихъ поимали под Тархы кайтаки. И Осанб?гъ печаловался и ездилъ на гору к Бултаб?гу. И Булатъб?гъ послалъ скоро да къ ширванш?б?гу: что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы пришедъ людей поимали, а товаръ их розъграбили. А ширваншаб?гъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу кайтаческому князю, что судно ся мое разбило подъ Тархы, и твои люди пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене д?ля люди ко мн? прислалъ и товаръ их собралъ, занеже т? люди посланы на мое имя; а что тоб? будет надобетъ б? у меня, и ты ко мне пришли, и язъ тоб?, своему брату, за то не стою и ты бы их отпустилъ доброволно меня д?ля. И Алильб?гъ того часа отослалъ людей вс?х в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их къ ширванши въ-рду его коитулъ. А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челомъ, чтобы нас пожаловалъ, ч?м доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы заплакавъ да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамах?е, а иные пошли работать к Бак?.
А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бак?, гд? огнь горить неугасимы; а изъ Бакі пошелъ есми за море к Чебокару, да тутъ есми жил въ Чебокар? 6 м?сяць, да в Сар? жил м?сяць в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми м?сяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило. А из Др?я к Кашени, и тутъ есми былъ м?сяць. А изъ Кашени к Наину, а из Наина ко Езд?и, и тутъ жилъ есми м?сяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома къ Лару, а изъ Лара к Бендерю. И тутъ есть пристанище Гурмызьское, и тутъ есть море Индейское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дорія; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили. А Гурмызъ есть на остров?, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тутъ есми взялъ 1 Великъ день, а пришел есми в Гурмызъ за четыре нед?ли до Велика дни. А то есми городы не вс? писалъ, много городовъ великих. А в Гурмыз? есть варное солнце, челов?ка съжжеть. А въ Гурмыз? былъ есми м?сяцъ, а изъ Гурмыза пошелъ есми за море Инд?йское, по Велице дни в Фомину нед?лю, в таву, с коньми.
И шли?емя морем Д?гу 4 дни; от Д?га Кузряту; а от Кузрята Конбату, а тутъ ся родить краска да лекъ. А отъ Канбата к Чивилю, а от Чивиля есмя пошли в семую нед?лю по Велиц? дни, а шли есмя в тав? 6 нед?ль моремъ до Чивиля. И тутъ есть Инд?йскаа страна, и люди ходять нагы вс?, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены, а вс? ходят брюхаты, д?ти родять на всякый год, а детей у нихъ много, а мужы и жены вс? черны; язъ хожу куды, ино за мною людей много, дивятся б?лому челов?ку. А князь их – фота на голов?, а другаа, на бедрах; а бояре у них ходять – фота на плещ?, а другыя на бедрах, а княгыни ходять – фота на плечемъ обогнута, а другаа на бедрах; а слугы княжия и боярьскыя – фота на бедрахъ обогнута, да щит да меч в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами; а вс? нагы, да босы, да болкаты; а жонки ходят голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 л?тъ, а сором не покрытъ. А изъ Чювиля пошли есмя сухомъ до Пали 8 дни до инд?йскыя горы. А отъ Пали до Умри 10 дни, то есть городъ инд?йскый. А отъ Умри до Чюнейря 6 дний, и тут есть Асатъхан Чюнерьскыя инд?йскыя, а холопъ Меликътучяровъ, а держить, сказывають, седмь темь отъ Меликтучара.
А Меликтучаръ с?дит на 20 тмахъ; а бьется с кафары 20 л?т есть то его побиють то онъ побивает ихъ многажды. Ханъ же езди на людех, а слоновъ у него и коний много добрых, а людей у него много хорозанцевъ; а привозять их изъ Хоросаньскыя земли, а иныя из Орабаньскыя земли, а иныя ис Тукърмескыя земли, а иныя ис Чеготаньскыя земли, а привозять все моремъ въ тавах, Инд?йскыя земли корабли. И язъ гр?шный привезлъ жеребьца в Ынд?йскую землю, дошел есми до Чюнеря богъ дал поздорову все, а стал ми сто рублевъ. Зима же у них стала с Троицина дни. А зимовали есмя в Чюн?йр?, жили есмя два м?сяца; ежедень и нощь 4 м?сяца, а всюда вода да грязь. В т? же дни у них орють да с?ють пшеницу, да тутурганъ, да ногут, да все съястное. Вино же у нихъ чинять в великых ор?сех кози гундустаньскаа; а брагу чинят въ татну, кони кормять нохотом, да варять кичирисъ с сахаромъ да кормять кони, да с масломъ, порану же дають шьшени. Во Инд?йской же земли кони ся у нихъ не родят, въ ихъ земли родятся волы да буволы, на т?хъ же?зд?ть и товаръ иное возять, все д?лають. Чюнеръ же град есть на острову на каменомъ, не д?ланъ ничим, богомь сътворенъ; а ходять на гору день по единому челов?ку, дорога т?сна, поити нелзя.
Во Инд?йской земли гости ся ставять по подворьемь, а?сти варять на гости господарыни, и постелю стелять, и спять с гостьми, сикишь илересънь ду житель берсень, достурь авратъ чектуръ а сикишь муфутъ любять б?лых людей. Зим? же у них ходять люди фота на бедрах, а другаа на плещем, а третья на голов?; а князи и бояря тогда въздевають на собя порткы, да сорочицу, да кавтанъ, да фота по плечемъ, да другою ся опояшеть, а третьею фотою главу обертить; а се оло, оло, абрь оло акъ, оло керимъ, оло рагымъ. А в томъ Чюнер? ханъ у меня взял жерепца, а ув?дал, что яз не бесерменинъ, русинъ, и онъ молвит: «И жерепца дам да тысячю золотых дам, а стань в в?ру нашу в Махм?т дени; а не станешь в в?ру нашу в Махмет дени, и жерепца возму и тысячю золотыхъ на глав? твоей возму». А срокъ учинил на 4 дни, въ гов?йно успении на Спасовъ день. И господь богъ смиловася на свой честный праздникъ, не отстави от меня милости своея грешнаго и не повел? погыбнути въ Чюнер? с нечестивымі; в канун Спасова дни при?хал хозяйочи Махмет хоросанец билъ есми челомъ ему, чтобы ся о мн? печаловалъ; и он?здилъ к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в в?ру не поставили, да и жерепца моего у него взялъ.
Таково господарево чюдо на Спасовъ день! Ино, братья русьскіи християне, кто хочеть поити в Ынд?йскую землю, и ты остави в?ру свою на Руси, да въскликну Махмета, да поиди в Густаньскую землю. Мене залгали псы бесермена, а сказывали всего много нашего товару, ано н?тъ ничего на нашу землю; все товаръ б?ло на бесермьньскую землю, перець да краска, то дешево; ино возят аче моремъ, иныи пошлины не дають. А люди иные намъ провести пошлины не дадут, и пошлины много, а разбойников на море много. А розбивають все кофары, ни крестіяне, ни бесерьмена; а молятся каменнымъ болваномъ, а Христа не знають. А ис Чюнеря есмя вышли на Успение Пречистые к Бедерю к большему ихъ граду. А шли есмя м?сяць; а отъ Бедеря до Кулонкеря 5 дний; а отъ Кулонгеря до Кельбергу 5 дни. Промежю т?хъ великых градовъ много градовъ; на всякъ день по три грады, а на иной день и 4 грады; колко ковъвъ, толко градов. А отъ Чювиля до Чюнейря 20 кововъ, а отъ Чюнеря до Бедеря 40 кововъ, а отъ Бедеря до Колуньгоря 9 кововъ, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов. В Бедери же торгъ на кони, да на товаръ, да камкы, на шелкъ и на всякой иной товаръ, да купити в нем люди черныя; а иныя в немъ купли н?тъ. Да все товаръ их гундостаньской, да соястной все овощь, а на Русьскую землю товара н?тъ.
А все черныя, а все злод?и, а жонки все бляди, да в?дь, да тать, да ложь, да зельи, господаря морять. Во Инд?йской земли княжать все хоросанци, и бояре все хоросанци; а гундустанци все п?шиходы, а ходят борзо, а все нагы да босы, да щитъ в руц?, а в другой мечь, а иныя слугы с великими с прямимы лукы да стрелами. А бой их все слоны, да п?шихъ пускають наперед, хоросанци на конехь да в досп?сехъ, и кони и сами; а къ слономъ вяжуть к рылу да к зубомъ великия мечи по кендарю кованы, да оболочат ихъ в досп?хъ булатный, да на них учинены городъкы, да и в горотък? по 12 челов?къ в досп?сех, да все с пушками да стрелами. Есть у них одно м?сто, шихбъ Алудинъ піръ атыръ бозаръ алядинандъ, на год единъ бозаръ, съ?ждается вся страна Инд?йская торговати, да торгують 10 дний; от Бедеря 12 кововъ, приводять коней до 20 тысящь продають, всякый товаръ свозять; во Гондустаньской земли той торгъ лучшій, всякый товаръ продають, купят, на память шиха Аладина, на руськый праздникъ на Покровъ святыя богородица. Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летает ночи, а кличеть «гукукъ».
А на которой хоромин? с?дить, то тут челов?къ умреть; а къто ея хочеть убити, ино у нея изо рта огнь выйдеть. А мамонь ходят ночи да имають куры, а живуть въ гор? или в каменье. А обезьяны то т? живуть по лесу, да у них есть князь обезьяньскый, да ходіи ратию своею, да кто их заимаеть и они ся жалують князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и они, пришедъ на град, и дворы разволяють и людей побьють. А рати ихъ, сказывають, велми много, и языкы их есть свои, а детей родять много; да которой родится не в отца, не в матерь, они т?х мечють по дорогамъ; ины гондустанци т?х имают да учать их всякому рукод?лью, а иных продають ночи, чтоб взад не знали поб?жати, а иных учат базы миканетъ. Весна же у них стала с Покрова святыя богородица; а празднують шиху Аладину и весн? дв? нед?ли по Покров?, а празднують 8 дни; а весну держать 3 м?сяца, а л?то 3 месяца, а зиму 3 м?сяца, а осень 3 м?сяца. В Бедери же их столъ Гундустану бесерменьскому. А град есть в?ликъ, а людей много велмии; а салтан великъ 20 л?т, а держать бояре, а княжат фарасанци, а воюють все хоросанци. Есть хоросанець Меликтучаръ бояринъ, ино у него рати дв?сте тысячь, а у Мелик хана 100 тысячь, а у Харат-хана 20 тысячь; а много тех хановъ по 10 тысячь рати.
А с салтаном выходят 300 тысяч рати своей. А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добр? и пышны велми; а все их носять на кровати своеих на сребряных, да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 челов?къ, а п?ших 500 челов?къ, да трубниковъ 10, да нагарниковъ 10 человекъ, да свир?лниковъ 10 челов?къ. Султан же выещаеть на пот?ху с матерью да с женою, ино с ним челов?ковъ на конех 10 тысящь, а п?шихъ 50 тысящь, а слоновъ водят 200 наряженых в досп?с?х золочоных, да пред ним 100 человекъ трубниковъ, да плясцевъ 100 челов?къ, да коней простых 300 въ снастех золотых, да обезьянъ за ним 100, да блядей 100, а все гаурыкы. В султанов же дворъ 7-ры ворота, а в ворот?х с?дят по 100 cторожевъ да по 100 писцевъ кофаровъ; кто поидеть, ини записывають, а кто выйдет, ини записывають; а гариповъ не пускають въ град. А дворъ же его чюденъ велми, все на вырез? да на золот?, и посл?дний камень выр?занъ да золотомъ описанъ велми чюдно; да во двор? у него суды розныя. Городъ же Бедерь стерегутъ в нощи тысяча челов?къ кутоваловых, а?здять на конех да в досп?сех, да у вс?х по св?тычю. А язъ жерепца своего продал в Бедери, да наложилъ есми у него 60 да и 8 футуновъ, а кормилъ есми его годъ.
В Бедери же змии ходят по улицам, а длина ея дв? сажени. Приидох же в Бедерь о загов?йне о Филипов? ис Кулонг?ря и продал жеребца своего о Рожеств?, и тут бых до великого заговейна в Бедери и познася со многыми инд?яны и сказах имъ в?ру свою, что есми не бесерменинъ исаяденіені есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся отъ меня крыти ни о чемъ, ни о?ств?, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти. Да о в?р? же о их распытах все, і оны сказывают: в?руем въ Адама, а Буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А в?ръ въ Инд?и вс?х 80 и 4 в?ры, а все в?рують в Бута; а в?ра с в?рою ни пиеть ни ястъ, ни женится, а иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять а воловины не ядять никакаа в?ра. В Бедери же бых 4 м?сяца и св?щахся съ инд?яны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскыи Мягъкат, д? их бутхана. Там же поидох съ инд?яны да будутханы м?сяць, и торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть с пол-Тв?ри, камена, да р?заны по ней д?яния Бутовыя, около ея всея 12 р?зано в?нцевъ, какъ Бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое челов?ческым образомъ являлся; другое челов?къ, а носъ слоновъ; третье челов?къ, а виденье обезьанино; въ четвертые челов?къ, а образомъ лютаго зв?ря, являлся имъ все съ хвостом, а вырезанъ на камени, а хвостъ черезъ него сажень.
К бухану же съеждается вся страна Инд?йскаа на чюдо Бутово; да у бутханы бреются старыя жонкы и д?вки, а бреють на соб? вс? волосы, и бороды, и головы, да поидуть к бутхану; да со всякыя головы емлють по дв? шекшени пошлини на Бута, а с коней по четыре футы; а съ?жшается к бухану вс?хъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ. В бухан? же Бутъ выр?занъ ис камени, велми великъ, да хвостъ у него черезъ него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ, акы Устьянъ царь Царяградскы, а в л?вой руц? у него копіе, а на немъ н?тъ ничево, а гузно у него обязано ширинкою, а виденье обезьянино, а иныя Буты нагы, н?т ничево, кот ачюк, а жонкы Бутавы нагы вырезаны и с соромомъ, и з детми, а перет Бутом же стоитъ волъ велми великъ, а вырезанъ ис камени ис чернаго, а весь позолочен, а ц?лують его въ копыто, а сыплют на него цв?ты, и на Бута сыплют цв?ты.
Инд?яне же не ядят никоторого мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы ни свинины, а свиней же у них велми много; а ядят же днем двожды, а ночи не ядять, а вина не пиють, ни сыдны; а с бесермены не піють, ни ядять. А?ства же их плоха, а одинъ съ дним ни піеть ни ястъ, ни с женою; а ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя ядят, все рукою правою, а левою не приимется ни за что; а ножа не держать, а лъжици не знають; а на дороз? кто же соб? варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни вь яству; а посмотрил бесерменинъ на?ству, і онъ не ястъ, а ядять иные, покрываются платомъ, чтобы никто не вид?лъ его. А намазъ же их на востокъ по-руськы, обе рукы подымають высоко, да кладуть на т?мя, да ложатся ниць на земли, да все ся истягнеть по земли, то их поклоны. А ясти же садятся, ини омывають рукы да и ногы, да и ротъ пополаскывають. А бутуханы же их безъ дверей, а ставлены на востокъ, а буты стоятъ на востокъ. А кто у нихъ умреть, и они т?х жгут да пепел сыплють на воду. А у жены дитя родится, ино бабить мужь, а имя сыну даеть отець а дочери мати; а добровтра у них н?тъ, а сорома не знають. Или пришел, ины ся кланяють по чернечьскы, обе рукы дотычють до земли, а не говорить ничево.
К Первот? же яздять о Великомъ загов?йне, къ своему буту, тотъ их Іерусалимъ, а по-бесерменьскыи Мякъка, а по-рускы Ерусалимъ, а по-инд?йскый Парватъ. А съеждаются вс? нагы, только на гузне платъ; а жонкы вс? нагы, толко на гузне фота, а иныя в фотах, да на шиях жемчюгъ, много яхонтовъ, да на рукахъ обручи да перстьни златы олло оакъ, а внутрь к бутхану яздять на волех, да у вола рога окованы м?дью, да на шие колоколцевъ 300, да копыта подкованы; а т? волы ачьче зовут. Инд?яне же вола зовуть отцемъ, а корову матерью, а каломъ ихъ пекут хл?бы и?ству варять соб?, а попеломъ т?мъ мажуться по лицу, и по челу, и по всему т?лу ихъ знамя. В нед?лю же да в понед?лникъ ядять единожды днемъ. В Ынд?е же какъ пачекъ-туръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь. От Первати же приехал есми в Бедерь, за 15 дни и до бесерменьскаго улубагря. А Великого дни въскресения Христова не в?даю, а по прим?тамъ гадаю – Великый день бываеть хрестьяньскы первие бесерьменьскаго багрима за 9-ть день или за 10 дни.
